Опираясь на ряд зарубежных и отечественных ученых, Виктор Божович отмечает тяготение Флобера к фрагментарности, замене больших сцен краткими эпизодами. А далее – выходит на тему повествовательности в графике, в комиксе, журнальной эстетике – видя в этом предшествие экранных форм [113].
Большие художественные формы и варианты их внутреннего строения, таким образом, в нашей науке второй половины ХХ века уже рассматривались на примере литературных, журнально-графических и кинематографических форм. Зрелищная культура также обладает в некоторые исторические периоды повышенным интересом к разрастанию своей игровой реальности, иногда больше во времени, иногда – в пространстве или во времени и пространстве сразу. Мы не будем здесь писать об этом подробно, но лишь обозначим данное эстетическое явление, чтобы подчеркнуть достаточно универсальный характер большой формы, реализующей себя в разных видах художественного творчества.
Современный театр нет-нет, да и предложит аудитории спектакль, рассчитанный на два, а то и более вечеров. Например, Сергей Женовач в 1990-х ставил в Театре на Малой Бронной «Идиота» Достоевского в два вечера. Сегодня «Электротеатр Станиславский» играет спектакли, которые рассчитаны либо на целый день, либо на три вечера, на пять вечеров. И это несмотря на современный ритм жизни, кажущийся слишком динамичным, слишком обрывистым, не позволяющим два или три вечера подряд отдать восприятию театрального произведения. Да, жизнь не позволяет, но люди искусства сопротивляются устоявшимся к ХХ веку представлениям о том, что поход в театр есть досуг, необязательное развлечение, которое не имеет права занимать больше времени, чем работа, «полезный труд».
Много раньше, когда ритмы жизни были иными, человек прибегал в театр не на два-три часа, после работы, после заполненного необходимыми делами дня, но мог полностью посвятить значительные отрезки времени восприятию представлений. Многие старинные зрелища являли собой именно большую форму. Это относится к праздничным древним и средневековым процессиям, одновременно проходившим сразу по многим улицам города [114], к средневековым мистериям, которые могли идти на городской площади по десять-одиннадцать часов в течение трех-четырех, а то и семи дней [115]. Придворные спектакли в театре Ренессансных времен и Нового времени также могли идти гораздо дольше, чем было принято в городских общедоступных театрах (нередко со стоячими партерами). Как пишет В. Ю. Силюнас об испанском варианте придворного зрелища, «придворный театр разуплотнил сжатое, как взрывчатка, сценическое время и дал возможность полюбоваться возникающими воочию сценическими мирами в течение ряда часов – иногда шести, а то и больше» [116]. Вспоминается и «Артаксерксово действо», шедшее при дворе Алексея Михайловича долгие часы, и спектакли школьного театра, занимавшие иногда около 10—11 часов [117].
