Надо признаться, что подобных эпизодов в романе очень много. Вот описание самого обоза:
Отъезда день давно просрочен,
Проходит и последний срок,
Осмотрен, вновь обит, упрочен
Забвенью брошенный возок.
Обоз обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
Варенье в банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами,
Горшки, тазы et cetera,
Ну, много всякого добра.
И вот в избе между слугами
Поднялся шум, прощальный плач:
Ведут на двор осьмнадцать кляч <…>
Процесс сборов, предотъездная суета, погрузка всяческого деревенского скарба создает движущийся образ русской жизни 1820-х годов и в то же время – провинциального русского сознания, заполненного хозяйственным хламом. Все это беспорядочное перечисление «всякого добра» создают ощущение «потока» вещей, человеческих отношений и грядущих событий «ярмарки невест», на которую должны отвезти Татьяну Ларину. Впрочем, и творческое сознание самого автора романа легко предстает в текучей форме. Вот хотя бы один возможный пример авторского лирического монолога, представляющий настоящий поток сознания, скользящий по всем событиям, обстоятельствам, причинам и следствиям, ни на чем не останавливаясь надолго и не приводящий лирическое «я» автора ни к каким определенным выводам и результатам:
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечасно,
Что обманула нас она;
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
Несносно видеть пред собою
Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь как на обряд
И вслед за чинною толпою
Идти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни страстей.
Вообще, если задуматься, пушкинский «Евгений Онегин» – настоящий роман-поток. В его жанровой характеристике именно поток преобладает над структурой, системой образов, сюжетом и т.п.; именно поток смыслов определяет уникальное место пушкинского романа в стихах среди других литературных явлений в русской культуре XIX в. Но это не поток событий (все события романа можно пересчитать буквально «по пальцам»), а скорее поток авторского сознания (лирического героя романа), время от времени подключающего поток сознаний основных героев. Собственно, этот как бы «неконтролируемый» поток разнообразных и непосредственно не связанных между собой смыслов, взятых автором из разных смысловых рядов, и создает у читателя ощущение непредсказуемой «дали свободного романа», неясной даже для самого автора. Демонстрируемая то и дело Пушкиным авторская дистанция – по отношению к сюжету, героям, читателю, к художественной реальности романа в целом, к своему времени – позволяет ему то по очереди приближаться к ним, то отдаляться, а то и вообще приостанавливать смысловой поток поэтического повествования:
