– Нет, – буркнул он, краснея до ушей. Такое с ним хоть редко, но все еще случалось.
И тут выяснилось, что суровая Авдотьица все же обыкновенная баба, и объявила она про Юрашку примерно таким же образом, каким слепая курица зерно находит…
Отступив и в растерянности сев на лавку, она глядела на Данилку с ужасом.
– Это что же, родненькие мои?… И Юрашка?… А она?… Настасьица?…
И тут дошло-таки до Данилки, чему он был свидетелем.
– А что Настасьица? – сказал он так строго, как, по его мнению, должен разговаривать взрослый мужик с перепуганной девкой. – Она за него…
Данилкин голос сбился, видно, рано ему было во взрослые мужики лезть.
– …двоих положила… – почему-то шепотом закончил он.
Молчали они долго. Данилка смотрел в пол, потому и не видел, что по широкому лицу Авдотьицы катятся крупные, как горошины, иных у нее и быть не могло, слезы.
И все же первой собралась с силами именно Авдотьица.
– Есть будешь? – спросила она.
– Давай…
Она, стараясь не подымать шума, принялась доставать из печи припрятанную с тем, чтобы к утру сохранила тепло, еду. Первой попалась миска оладьев.
Выставив ее всю Данилке, шлепнув сверху большую ложку липового меда, Авдотьица пошла к образам, которые висели в красном углу, задернутые от пыли и суеты зеленой занавесочкой.
О чем она там молилась, глядя на темные лики, Данилка не слышал.
После того, что ему довелось увидеть, он ощутил страшный голод. Он еще не знал, как хочется есть сильному человеку после сильной встряски, и сам себе подивился, когда, шаря в глубине миски, выяснил, что она уже пуста.
Авдотьица достала из короба свернутый трубой войлок, постелила на пол.
– Вот, поближе к печке. А шубой укроешься.
– Благодарствую, – буркнул Данилка и сразу же сел разуваться.
Вроде бы ему полагалось заснуть мертвым сном – минувшую ночь кое-как проворочался в сенях на короткой доске поверх бочат, потом днем опоили, кое-как разгулял сонную одурь, и потащила его Настасья по ночной Москве…
Но лег Данилка, укутался поосновательнее, под щеку рукав подмостил, глаза прикрыл, а все равно нейдет сон. Вроде и завязалось что-то, вроде и поплыл, и тут как ножом отрубило. Данилка перевернулся на другой бок, так ему посчастливилось больше, но первое же, что ему явилось, был живой Юрашка… И даже какое-то время они во сне чем-то занимались, лошадь, что ли, чистили, а потом Данилка все вспомнил и, перепугавшись, стал силком выпихивать ни в чем не повинного Юрашку из своего сна всеми, какие только жили в памяти, молитвами. И его выпихнул, и сам оттуда вывалился.
