– Да если я это дело не разведаю – Родька ж под батоги пойдет! Того гляди, и головы лишится!
– Сколько я про того Родьку от тебя слыхала, ему, питуху, батоги только на пользу пойдут, – возразила Настасья. – И не допекай меня, попрошу вон Авдотьицу – и выведет за белые ручки.
– Где баба? – не менее хмуро, чем сама Настасья, спросил Данилка. – Ты ее где-то на Неглинке спрятала! А она мне нужна!
– Говорят же тебе – мне она нужнее! Мое дело похуже твоего будет. Ты-то по шее схлопочешь от конюхов – и они на том успокоятся. А я… а мне…
Она словно бы замялась.
– Что – тебе?
– Не суйся, куманек, куда не след. Ты мне поверь – баба в нужный час заговорит. Она такое знает, что лучше ее до поры под замком держать. И тогда правда про твоего Родьку выплывет.
– Ты что, знаешь правду? – обомлел Данилка.
– А ежели и знаю? – Тут Настасья словно бы вспомнила про Авдотьицу и повернулась к ней. – Вишь ты, какая у нас веселая беседушка получается!
– Расскажи ему, Настасьица, – посоветовала девка. – Куманек тебе неотвязный попался. Расскажи, свет! Не может быть, чтобы не понял!
– Что это я должен понять? – спросил Данилка вроде и спокойно, однако невольно в голосе прозвучало возмущение.
– А то и понять! Ты ж не только Феденьке крестный богоданный, ты и Настасьице кум богоданный. Коли ты за нее не вступишься – больше некому!
– Да что ты городишь! – воскликнула Настасья.
Слова подружки привели ее в ярость. Меньше всего она сейчас была похожа на женщину, которая нуждается в чьей-то защите.
– Что надо, то и горожу! – невозмутимо отвечала Авдотьица. – Послушайся доброго совета – расскажи! То, о чем мы ночью толковали! Расскажи, свет! А я мешать не стану, я к Федосьице пойду, по хозяйству помогу.
И, преспокойно накинув шубейку на плечи, вышла.
– Гляди ты, все за меня решила… – произнесла Настасья. – В последний раз прошу, куманек, – отвяжись! Не хочу я обо всем этом вдругорядь вспоминать!
– Я хочу знать, как это все промеж собой увязано – и Устинья, и та сваха, Федора Тимофеевна, и та девка с посохом, и баба, которую ты от князей Обнорских увезла, – сказал Данилка. – Больше мне знать ни к чему. А это – надобно! Ты ж сказала – правду знаешь!
– Куманек, ты не выпил ли с утра? – вдруг забеспокоилась Настасья.
– Нет, не выпил, повадка у меня такая. И на конюшнях ругали, а отделаться не могу. Ну так будешь ты говорить?
– Да не могу я тебе только половинку рассказать, я ж сама во все это дело замешалась, – призналась наконец Настасья. – Иначе я-то половину скажу, а ты на меня руками махать примешься, мол, ополоумела кума, бредит наяву.
