– Не так уж и глупо, – заметил Деревнин.
– Это она от злости поумнела, на меня обиделась, за что я сына хочу не на ровне женить. И говорит при мне Тимофеевне: как ты, Тимофеевна, пойдешь ее смотреть, тебе непременно либо дворовую девку напоказ выведут, либо кого из княжьей родни. А после венца уж и шума не поднимешь, живи с убогой да слезы утирай. Ведь нигде на невест такого обманства нет, как у нас, на Москве, сама знаю, моя старшенькая так-то купца Анисимова дочку на смотринах замещала, в той Анисимовой дочке и трех пудов не наберется, косточки того гляди кожу проткнут. Проболталась! Я и ахнул – ну, что эти бабы у нас за спинами творят?…
Посмеялись.
– И обещалась Тимофеевна, что всяко разведает, какой у княжны ущерб. Недели не прошло – находят нашу Тимофеевну в разоренном дому с петлей на шее. Видать, неладное разведала…
– Постой, Лукьян Романыч! Так это твоя сваха? Там еще двое мужиков мертвых под дверью лежали! – догадался Деревнин.
– Моя, – признался купец. – Но призвал я тебя, Гаврила Михайлович, не по свахе панихиду служить. Понадобится – другую сыщем. У свахи племянница жила, и в ту ночь она убийц видела.
– Откуда знаешь? – Подьячий спросил жестко, как положено спрашивать у свидетеля, но купец не обиделся.
– Да от нее же и знаю. Ей удалось выскочить и убежать. Прибежала же она ко мне. Она знала, что тетка для меня невесту сватает, и не знаю с чего, догадалась, что это не воры были, а все дело в сватовстве. И потому прибежала, что знала – ежели я кого у себя приму, тот человек в безопасности, и его у меня уж никто не отнимет и не тронет! И приютила ее моя Михайловна, а девка бежала ночью в одной рубахе, шубу на плечи накинув, и к утру свалилась в горячке. Перепугана она до того, что всякого скрипа боится.
– А можешь ли ты меня к ней отвести?
– Для того и звал. Мне ведь тоже неприятности ни к чему, – признался купец. – Мало ли за что ту Тимофеевну порешили? Ежели надо, я могу девку у себя держать, тут ее не тронут. А ежели ее у меня заберут – я в обиде не буду.
– Разумно, – одобрил Деревнин. – Ну так веди. И Степу с собой возьмем. Степа у меня по самым важным делам ходит. Пусть будет за свидетеля, ежели девка чего скажет.
Лукьян Романович хлопнул в ладоши. Вошел мальчик и поклонился.
– Передай хозяйке, что я сейчас наверх буду, пусть Катерину уберет и девок вон выгонит, – распорядился купец.
Горницы, где жили женщины, для посторонних мужчин были местом запретным, однако Лукьян Романович дозволил, и Деревнин со Стенькой пошли следом за ним вверх по лестнице и оказались в теплой светлице, где возле самой печки на лавке лежала девка.
