Не успели ложки на стол положить – тут же были поданы свежая верченая стерлядь, прямо с огня, круглый пирог-курник, заяц с лапшой, курица рафленая с сорочинским пшеном.
И только после разнообразных взваров, после одноблюдных оладий, величины немыслимой, политых патокой и присыпанных сверху сахаром, после овсяного киселя со сливками, так заполнившего чрево, что ни охнуть, ни вздохнуть, купец наконец счел возможным перейти к делу.
Сам-то он был привычен к обильному застолью, и Деревнин дома тоже сытно питался, а вот у Стеньки от этакой роскоши глаза на лоб полезли. Пастила, редька в меду и прочие лакомства, поданные к концу обеда, так и остались на столе – смотреть на них он уже не мог.
– А теперь и к делу, – сказал Белянин.
– Да уж, нешто от тебя дождешься, чтобы ты просто по доброте отобедать позвал! – пошутил Деревнин. – Ну, сказывай.
– Ты знаешь, Гаврила Михайлович, Бог меня тремя сынами благословил, не считая дочек. И старший мой уже в тех годах, когда надобно жениться. Я его уму-разуму научил, он хозяин добрый, при нужде меня заменить может. И я полагал, оженив, послать его торговать в Архангельск, там у меня склады и лавки. Со временем же, когда он в Архангельске расторгуется и известен станет, взять его в Москву и дело ему передать, а самому – на покой. Стало быть, невеста нужна подходящая.
Купец огладил широкую, в горсть не собрать, бороду.
– Мы, свет, люди не нищие, высватать любую купецкую дочь за сына можем. И я пораскинул умом – денег у меня довольно, теперь бы чести малость! Вот купцы Строгановы могут княжон в жены брать, а я чем хуже? Жена, правда, чуть мне в глаза не вцепилась! – Купец расхохотался. – Куда ж ты, говорит, старый пень, лезешь? Выше собственной глупой башки не прыгай, жени сына на ровнюшке! Уж так развоевалась – я потянулся плетку со стены снимать, тут она из горницы выскочила. А, выходит, права была моя Михайловна.
– Они, бабы, такое порой угадывают – страх берет, – подтвердил Деревнин. – Носом, что ли, как суки, чуют?
– А черт ли их разберет… Позвали сваху, спросили – нет ли на примете девки из доброго старинного роду, за приданым не гонимся, еще и сами денег не пожалеем, а нужна такая родня, чтобы и в Грановитой палате не на последнем месте сиживала. И выискала нам сваха, как просили, княжну! Сказала прямо: девка – перестарок, двадцать третий годочек пошел, еще немного – и родня уговорит постриг принять, а почему не замужем – неведомо. Приданое какое-никакое есть, у отца их двое, старший – сын, она младшая. Тут моя Михайловна и додумайся! Княжна-то, говорит, не иначе – порченая! Может, хромая, может, кособокая! Потому замуж и не берут!
