Он не закончил фразы. Резким жестом откинул полы пиджака, сунул руки в карманы и, слегка расставив ноги, слегка наклонившись вперёд, заговорил с терпеливой настойчивостью, стараясь, чтобы она поняла:
— В современном обществе, не среди рабочих, а в высших классах современного общества, всё продаётся, всё покупается, всё лживо насквозь. Лжива мораль, которая, казалось бы, должна осуждать брак по расчёту, а она освящает брак по расчёту. Освящает рабство женщины, продающей себя в законные жены. Вы возразите: у неё не было выхода. Да, в буржуазном обществе не просто женщине найти выход, но возможно, возможно, возможно! Если она честна.
Вот Лиза и услышала то, что до сей поры ни единый человек не сказал ей.
— Лучше знать, чем не знать. Всегда лучше глядеть правде в глаза.
— Я ведь вам сказала, что «если бы», — увернулась Лиза.
— Да, да, — ответил Владимир Ильич.
Он прекрасно понимал её хитрость. Странное дело, эта слабенькая девчонка вызывала в нём жалость, когда, в сущности, основной поступок её жизни, может быть, стоил презрения.
Она медлила уходить. Какую-то зацепочку, пусть махонькую, хотелось ей с собой унести, чтобы иметь предлог вернуться сюда. Она увидела за аркой возле узенькой железной кровати столик и на нём стопку книг. Она вспомнила, что давно не читает, в купеческом доме нет книг, ни одной книги, кроме Игнаткиных учебников. Любопытно узнать, что читают в доме Ульяновых, в этих крошечных комнатках, за этим продолговатым обеденным столом (другого нет), у этой стеклянной семилинейной керосиновой лампы?
— Можно вас попросить…
— Да, пожалуйста. Но что бы вам дать? Что вы любите? Что вас интересует? Да, а чем вы занимались до того ну, пока не стали невестой?
Владимир Ильич быстро, живо кидал вопросы, а сам вытаскивал одну за другой книги из стопки на столике, выбирая Лизе для чтения, но, видимо, ожидая сначала ответа.
Чем она занималась? На этот вопрос женихом её наложено строгое запрещение. Пётр Афанасьевич пожелал скрыть от уфимской родни, что после института Лиза была гувернанткой. Да, гувернанткой в богатом и образованном купеческом доме. Место за столом для гувернантки в этом образованном доме было в самом конце, на углу. С ней говорили тоном приказа.
Её спрашивали: «Как вели себя дети? Как сегодня успехи в немецком?»
Её предупредили, беря в гувернантки: «Никаких романов и флиртов».
«Тебе хочется навсегда остаться старой девой, в подчинении, в чужом доме? — спросила Татьяна Карловна, когда однажды Лиза, стыдясь и страшась, прибежала сказать, что Пётр Афанасьевич сделал ей предложение, а она не решается, не знает, как отвечать. — Тебе хочется всю жизнь служить в гувернантках?»
