Три недели покоя | страница 35



— Юлдашбай, убьёте, что толку?

— Месть. Отец велел перед смертью.

— Отец был от болезни в бреду.

Юлдашбай, нагнув голову, медленным сумрачным взглядом исподлобья мерил её. Доверять или нет? Полагаться ли? Кто она? Чего от неё можно ждать?

— Товарищи из завода прислали к Ивану Якутову — верный, говорят, человек, надеяться можно.

— Хорошо, что вас к нему прислали, — верный человек Иван Якутов, — согласилась Надежда Константиновна.

— Иван Якутов сказал, есть женщина, умная. Отвори, говорит, перед ней настежь всю душу, она в тюрьме за рабочих сидела, а сейчас в ссылке. Надежда-апай, я вам всё открыл.

— Спасибо за доверие, Юлдашбай. Но ведь и я в ответ должна быть совсем откровенна с вами?

— Правильно говорите, Надежда-апай.

— Так вот что я скажу вам, Юлдашбай: я этого купца знаю.

Он отшатнулся. Смутное, злобное тенью прошло по лицу.

— Я догадывалась, что плохими средствами он добыл богатство, — сказала Надежда Константиновна, — а разве богатства добываются честными средствами? Ведь вы же знаете, богатства всегда от грабежей и злодейства. Напрасно всё же вы задумали его убивать. Убьёте — зашлют навечно на каторгу.

— Трусить учите? — презрительно просвистел Юлдашбай.

— Юлдашбай, вы позвали меня, чтобы поддакивала? Или чтобы своё говорила?

— Говорите своё.

— Убьёшь купца — наследники найдутся, — перешла на «ты» Надежда Константиновна. — Не остановится ни торговля, ни лесной его грабёж. Пущена машина. Да разве ты не знаешь, Юлдашбай! Слышал, царя убивали?

— Ну, слышал.

— Новый царь вступил на престол. Был Александр Второй, стал Александр Третий. И вся разница.

— Чему ты меня учишь, Надежда-апай? — тоже отвечал он на «ты». — Объясни, чему учишь?

— Борьбе. Царя, купцов не поодиночке, всех разом надо прогнать.

— То борьба, а то месть. Отец наказал. Не велишь сердцу: терпи. Отец перед глазами. В могилу его затолкали. Не могу забыть.

Он понурился. Уныние и сумрачность всё больше овладевали им.

«Юнец ещё, — думала Надежда Константиновна, глядя на его вздрагивающие ноздри и сжатый рот. — Совсем, совсем юнец. Иначе разве стал бы делиться с посторонним человеком своими сумасшедшими планами? Сказали:

Надежде-апай доверься, он и доверился, ах, юнец! Сама судьба, Юлдашбай, зовёт тебя к борьбе. Твоё несчастье зовёт. Но что это, как неверно я рассуждаю! Разве только несчастливые люди вступают на революционный путь? Я ведь вот счастлива. И подруги мои, Зина и Софья Невзоровы. И все мы вовсе не от бед пошли на борьбу. Надо осторожнее с ним, а то вот такие застенчивые и самолюбивые люди иной раз наперекор и решаются».