Майская ночь, или Утопленница | страница 12



— А как он одет, пан-писарь?

— В черном вывороченном тулупе собачий сын, пан-голова!

— А не лжешь ли ты, пан-писарь? Что, если этот сорванец сидит теперь у меня в каморе?

— Нет, пан-голова! Ты сам, не во гнев будь сказано, погрешил немного.

— Давайте огня! Мы посмотрим его!

Огонь принесли, дверь отперли — и голова ахнул от удивления, увидев перед собою свояченицу.

— Скажи пожалуйста, — с такими словами она приступила к нему, — ты не свихнул еще с последнего ума? Была ли в одноглазой башке твоей хоть капля мозга, когда толкнул ты меня в темную камору? Счастье, что не ударилась головою об железный крюк. Разве я не кричала тебе, что это я? Схватил, проклятый медведь, своими железными лапами, да и толкает! Чтоб тебя на том свете толкали черти!..

Последние слова вынесла она за дверь, на улицу, куда отправилась для каких-нибудь своих причин.

— Да, я вижу, что это ты! — сказал голова, очнувшись.

— Что скажешь, пан-писарь, не шельма этот проклятый сорви-голова?

— Шельма, пан-голова!

— Не пора ли нам всех этих повес прошколить хорошенько и заставить их заниматься делом?

— Давно пора, давно пора, пан-голова!

— Они, дурни, забрали себе… Кой черт! Мне почудился крик свояченицы на улице… Они, дурни, забрали себе в голову, что я им ровня. Они думают, что я какой-нибудь их брат, простой казак!.. Небольшой, последовавший за сим, кашель и устремление глаза исподлобья вокруг давали догадываться, что голова готовился говорить о чем-то важном. — В тысяча… этих проклятых названий годов, хоть убей, не выговорю. Ну — году, комиссару тогдашнему, Ледачему, дан был приказ выбрать из казаков такого, который бы был посмышленее всех. О! (это «о!» голова произнес, поднявши палец вверх) посмышленее всех! В проводники царице. Я тогда…



— Что и говорить! Это всякий уже знает, пан-голова! Все знают, как ты выслужил царскую ласку. Признайся теперь, моя правда вышла: хватил немного на душу греха, сказавши, что поймал этого сорванца в вывороченном тулупе?

— А что до этого дьявола в вывороченном тулупе, то его, в пример другим, заковать в кандалы и наказать примерно! Пусть знают, что значит власть! От кого же и голова поставлен, как не от царя? Потом доберемся и до других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огород стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовы дети отказались вымолотить мое жито; я не забыл… Но провались они, мне нужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.