Лорка никогда не садилась в транспорте, все равно ведь вскакивать на следующей. Москва — город страждущих. Здесь каждый второй несчастнее, больнее и беспомощнее тебя. Пока держат ноги, лучше быть тем, кто стоит на первом счете в этой перекличке жизни.
Настя оглянулась: поверх голов ей было не видно, кто же там просит места — только спину в розовом комбинезоне, а вот ту, что уступать, кажется, не собиралась, можно было разглядеть. Ее узкое лицо как раз мелькало между спинок. Короткая стрижка, накрученный до подбородка шарф, поднятый воротник серого пальто, и глаза — холодные, впалые, глубоко посаженные, а может, изможденные, они смотрели с отчаянием.
— Да Господи Боже! Что я тебе? На руки тебя взять? На колени посадить?
Девушка выговаривала слова, чуть шевеля бледными губами. По тому, как тень меняла ее лицо, Настя поняла, что девушке, должно быть, очень больно. Рот ловил воздух перед каждым словом, пальцы слабо хватались за воротник, поднимая его все выше, отгораживались от мира. Но розовая спина не отступала. Настя пригляделась к широкой талии и поняла, наконец, в чем там суть.
— Она же беременная, — проговорила она сама себе, но Игорь услышал.
— Вот и сидела бы дома. Дура.
Горячая волна облегчения пронеслась по телу, будто Настя залпом выпила рюмку коньяка. Уходить от человека, способного так зло, так глупо ругаться в автобусе, стало легко и забавно. Куда хуже, чем до седых волос терпеть его брюзжания.
— Дай пройти, — как чужому, бросила ему Настя и поднялась, чтобы пересесть, уступая место розовому комбинезону, занявшему весь проход.
Но ее опередили. Мужик в плаще встал, неловко подтягивая левую ногу. Настя успела заметить его странные тяжелые ботинки и длинную полу плаща, прикрывавшую их от любопытных взглядов. Мужик потянул к себе беременную девушку, усадил ее на свое место и пошел к свободным сиденьям — неудобно высоким, в самом конце автобуса.
Проходя мимо несчастной в сером пальто он бросил ей что-то, та смерила его несчастным взглядом, Настя слышала, как сипло она задышала.
— Пошел на хер. — Ругательство было отчаянным, словно рывок тонущего в болоте.
Настя медленно опустилась на свое место. Игорь что-то буркнул, но его больше не существовало. В один миг он исчез, стерся, вышел на конечной куда раньше, чем автобус дополз до его остановки. Телефон услужливо прильнул к пальцам, стоило запустить руку в карман.
«Я еду», — набрала Настя, от волнения путая буквы, попадая то в пузатые смайлики со Ждуном, то открывая прикрепленные к чату картиночки, где прятались коты и смешные трусики.
