— Услышала, как ты тут вопишь, вот и прибежала, — озабоченно ответила бабка, отпуская меня. — Мало ли люди какие лихие наведались, дом-то пустой стоял с зимы…
— С ноября… — Говорить было сложно, щеки пылали от слез, губы пересохли так, что лопались, стоило приоткрыть рот.
— Я и говорю, с зимы. У нас зима в ноябре и приходит. Снежное время, темное, только умирать… — И замолчала, присела рядом, подхватив длинный подол. — Ну, чего ревешь-то, не след ночью плакать… К беде.
Но слезы продолжали течь сами собой. Увиденное во сне так тяжело было отличить от реальности, что теперь оно казалось уже свершившимся океаном боли, которое мне не под силу переплыть.
— Сон, чтоли, дурной? — не унималась соседка. Я нехотя кивнула. — Горюшко-горе… Дай хоть причешу тебя, вон, растрепалась вся.
То ли ночь лишила меня остатков сил, то ли образ мамы, захлебывающейся пеной, продолжал стоять перед глазами, но я покорно позволила чужой женщине притянуть меня к себе. Теперь моя спина почти упиралась ей в грудь — костлявую, хрупкую, тяжело вздымающуюся на каждом хриплом вдохе. Вблизи соседка уже не казалась до удивления молодой. Нет, старость подтачивала ее, исподволь меняя тело, подталкивая его к последней черте. Пока я размышляла об этом, бабка покопалась в кармане, достала что-то и стянула с моих волос резинку. Спутавшиеся волосы повисли колтуном, соседка принялась разделять их на пряди, а когда закончила, прикоснулась к ним чем-то тяжелым и холодным.
— Что это? — От неожиданности я даже подпрыгнула, сбрасывая оцепенение.
— Гребень старый, еще бабки бабки моей, — шепотом ответила старуха. — Чешет волосы, а распутывает мысли. То, что доктор тебе прописал, Тося, так что не вертись.
И это абсолютно дедовское «не вертись» меня успокоило, я обмякла, позволяя бабке пропускать мои пряди через холодные зубья гребня. Мы помолчали, кузнечик перестал стрекотать в смородине, пахло землей и дождем. Я рассеянно думала, куда запропастилась кошка, когда бабка, не прекращая работу, вдруг проговорила:
— Дурные сны просто так не приходят… Они в окошко глядят, из окошка машут. Что привиделось, тому и быть…
Холод старого гребня сменился мерзлым могильным ужасом. Я рванулась, оставляя в старых руках соседки добрый клок волос, но даже не почувствовала боли.
— Как — «тому и быть»?
Бабка спокойно смотрела на меня в свете мутной луны.
— А вот так. Что приснилось, того и жди. Ночь видишь какая нынче? Зрячая ночь. Чуешь, маки зацветают? Что увидишь сейчас, тому и дверь открывай…
