Дети-крестоносцы | страница 18
Николай и Ганс незаметно и непроизвольно опередили других и едут впереди. Стоит только взглянуть на молодцеватую их осанку, чтобы решить, что это едут не простые мальчики-подпаски, а вожди великого, смелого и воодушевленного одним и тем же порывом воинства.
Тем временем будущее воинство еще не знает великого своего назначения и святости предстоящих ему подвигов. Мальчики весело обгоняют друг друга, весело перекликаются и шумят друг с другом и вообще предаются самой беззаботной, самой беспечной детской радости. Но Николай и Ганс не замечают ничего этого. Они скачут, погруженные в думы, не перекидываясь словами, и, кажется, видят перед собою только одну великую и все более и более выясняющуюся перед ними цель.
Но вот они уже на луговине. Издалека доносится мерное журчание воды — это Рейн плещется своею неугомонною волною; темные вершины гор высоко врезались в темное, синее небо. Серебряная луна ярко освещает луговину и еще более ярко вырисовывается на синеве небосклона. Разнузданные кони разбрелись и щиплют траву, иногда только перекликаясь между собою звонким приветливым ржаньем. Старый конюх и его старшие помощники давно уже улеглись в сторонке и предаются покою. К ржанию и топоту коней иногда примешивается их звучный и здоровый храп. Мальчики уселись кружком у разведенного костра и ведут между собою оживленную беседу. По временам, то Николай, то Ганс становятся в середину кружка, около пылающего костра и что-то говорят, сильно и энергично жестикулируя.
Рассказы вчерашнего странника как бы стушевались и отошли на второй план. Маленькие ораторы говорят от своего лица и от своего имени. Они рассказывают о страданиях христиан в Иерусалиме, о посрамлении гроба Христова, о позоре Христова имени. Все, где бы то ни было и когда бы то ни было слышанное ими об Иерусалиме и о крестовых походах, получает отголосок в их воодушевленных речах. Воображение играло также далеко не последнюю роль. Энтузиазм слушателей рос и увеличивался постепенно. Да и не трудно было возбуждать легковоспламеняющихся детей.
На все речи и убеждения Николая и Ганса, к которым присоединилось и несколько новых ораторов, раздалось одно только возражение.
— Да ведь нас не пустят, — сказал Фриц, самый младший из мальчиков, белокурый мальчик девяти лет.
Возражение это заставило многих призадуматься. Такой исход дела до сих пор еще не был предусмотрен и обсужден. А ну, как в самом деле не пустят — и вся мысль о великом ополчении, сама собой разрушится, рассеется прахом.
