Княжич приподнял голову и посмотрел на восточный угол комнаты, под потолок.
— Не нужно бояться. Ты избран для великого, но путей своих мы не ведаем, знает лишь только Он. Потому так внимательно за тобой и присматривает. Ну, спи уже…
Молчан собирается с сыном в дорогу
Курной дом[31] Молчана с дымоходным оконцем и резным коньком на крыше стоял на самом краю княжеского леса. Поселился он тут с разрешения тиуна, заключившего с ним «ряд» — договор, по которому обязался заниматься бортничеством и поставлять князю мёд и воск. И вот уже много лет Молчан встречал восход солнца в лесу. Сначала сам, а потом с сыном. Дело своё он любил и с закрытыми глазами всегда мог найти среди чащи нужную борть — дупло дерева, в котором жили лесные пчёлы.
С наступлением тепла неустанно лазал по деревьям и выдалбливал в них новые борти, а много выдолбленных колод установил прямо на земле рядом с домом. И когда приходила пора брать взяток, густая медовая река заполняла десятки пузатых бочонков, которые вместе с воском он исправно доставлял на княжеское подворье. Тиун ценил прилежание бортника и щедро рассчитывался с ним продуктами, рожью и просом.
Молчан, откинув рукой старый лапоть, висевший у входа,[32] открыл низенькие закопчённые двери и, пригнувшись, вошёл в горенку. Сын, увидев отца, привстал со скамьи, в руках он держал кочедык — лапотное шило, которым мастерил из берёсты лапти. Молчан без лишних эмоций обратился к сыну:
— Собирайся, завтра поедем в Чернигов!
— Что за срочность такая, что надобно тебе там? Дома работы невпроворот, а ты ещё и дитя за собой тянешь! — недовольно пробурчала крепкая, под стать мужу, круглолицая молодица в светлой холщовой рубашке и длинной, до пят, юбке. Домотканый платок с затейливым растительным узором прикрывал её голову.[33]
— Помолчи, Рада, не бабье это дело — встревать в мужской разговор. Лучше собирай чадо в дорогу. Хватит уже мастерить ему лапти! А ты, Андрей, пойди, истопи баньку, перед дорогой не грех попариться.
Сын, рослый для своих лет отрок с ясными живыми глазами, одетый в домотканую, до колен, холщовую рубаху, из-под которой выглядывали такие же домотканые холщовые штаны, радостно кинулся исполнять волю отца. Стал прилежно носить в деревянном ведре воду из протекающего рядом с домом ручья, наполняя в предбаннике дубовую бочку. Потом, не жалея сосновых поленьев, благо, жили в лесу и дров хватало, затопил срубленную «в лапу» из сосновых брёвен приземистую баню. Когда густой пар заклубился из приоткрытых дверей, парень побежал звать отца.
