Зингер вроде бы жалел соседа — на словах по крайности — и одарил его обрезками досок и гвоздями, чтобы тот лишь бы как залатал крышу. Дескать, большего и он не может сделать, у самого несчастье. Но Зингер, мол, готов купить его поле, о чем, ясное дело, Чврлик и слышать не хотел; тогда Зингер предложил ему под вексель сто — двести гульденов. Люди советовали Чврлику взять ссуду в жилинском банке; но Зингер, узнав об этом, объяснил Чврлику, что в банке, конечно, ему дадут, зато вернуть деньги он должен будет в срок, где хочешь возьми. Если же Чврлик не сможет вернуть в срок ему, Зингеру, то он не такой человек, чтобы не подождать. Чврлик с женой день-другой подумали, да ничего хорошего не надумали: подписали вексель на сто шестьдесят гульденов под землю, и Зингер сразу же записал его в долговую книгу.
Чврлик за сто шестьдесят гульденов не построился, хоть приятели да родные и приходили помогать ему — работали задаром или лишь за харч. Но этого было мало, потому что у каждого своих забот выше головы. К тому же было это летом. Чврлик то и дело брал у Зингера то несколько гульденов, то вино, муку, хлеб… Писать он не умел и просто запоминал, сколько чего брал.
Наконец с грехом пополам построились; Чврлик пошел к Зингеру считаться.
— Что спешишь, расплатиться хочешь?
— Просто хочу знать, сколько должен.
Считали-считали и насчитали еще пятьдесят гульденов. Зингер согласился ждать, пока Чврлик сможет заплатить, только, мол, и на эти пятьдесят гульденов подпиши вексель. Что поделаешь — должен, подписывай! На первую ссуду набежало примерно процентов двенадцать, да ко второму векселю Зингер прибавил десять процентов, и получилось у жида чистых пятьдесят гульденов прибыли. Теленка Чврлик продал, чтобы сена и клевера хватило корове на зиму.
— Как мы с ним рассчитаемся? — не раз спрашивали друг друга Чврлики.
И прежде-то мы не сидели сложа руки, а теперь и подавно придется есть вполсыта и работать засучив рукава. Не знали они ни дня, ни ночи. Посеять и собрать на своем участке, сколотить на проценты, налоги, себе на жизнь — в а это их еще хватило, но ведь надо еще долг выплачивать, и они выплатят его, дал бы бог силы и здоровья, коль он их так наказал. Да только Чврлик закручинился, будто отупел под тяжестью этой беды. Дни напролет молчал, не говорил ни с женой, ни с дочерью; а если когда и обронит слово, то так, сквозь зубы, только б от дела не отрываться. Жена и дочь вставали, как и он, в три утра, по дому все делали и в шесть бежали на заработок. В полдень торопились, чтоб за час успеть разогреть еду, пообедать, накормить скотину, и снова — работай или дома, или у людей. А какие у нас заработки? На завтрак — кусок хлеба со стаканом паленки, то же самое и на полдник, да девять-десять грошей. А достается все это трудно и тому, кто их зарабатывает, и тому, кто платит. Да и каждый ли день заработаешь? Всяк старается сам все переделать, чтоб лишний грош сберечь.
