Зузка не нашлась, что ответить, когда поняла, на что старая намекает. Того не понимала Цедилкова, что Штефко против Самко никак не смотрелся. Что статью, что повадкой, что речами.
Опять же — Самко ее суженый, а Штефко тут ни при чем.
Подоили они и пошли на кухню процедить и разлить молоко.
Как бабка дверью скрипнула, Штефан проснулся и встал.
Следом вошла Зузка.
Взгляды их встретились, но слова ни один не проронил.
Перед взглядом Штефана словно встала картина, увиденная этой ночью, а Зузка хоть и задумала не замечать его, не слушать, все же очень смутилась и не находила себе места.
А чего, спрашивается, стыдилась? Ведь она ему слова не давала, нет.
Он никогда ничего такого не говорил ей, и она ему ни намеком, ни словом не высказывала своего расположения, хотя, конечно, видела, что нравится ему.
Для любви ведь этого мало. К тому же она давно об одном только Самко думала.
— Ну что, наплясалась? — наконец подал-таки голос Штефко.
— Ага, — коротко отвечала Зузка.
— С Самко старостовым? — повысил тот голос на последнем слове.
Зузку это задело. Она и с другими танцевала, не все с ним. Охотнее всего, правда, с Самко, но это уж ее дело, тут никто ей не указ.
— Кто звал, с тем и танцевала. И с ним тоже.
— Ладно, не отпирайся, — когда другие звали — не больно-то ты хотела идти, злилась. Нравится, так и скажи, и дело с концом.
— А хоть бы и нравился! — резко ответила Зузка.
— Само собой, кого парень поцелует, та и суженая ему, — торопливо проговорил Штефан, стоя посреди избы с таким видом, будто отец он ей, а не хозяин.
— Так знай, если хочешь, да, его суженая, — разозлил Зузку этот допрос. — Ты-то о чем печалишься?
Догадалась она, что это Штефко их видел.
Он и не отпирался.
— Печалился, а теперь уж нет. Бог с ним, пускай тебе достается, я тоже женюсь когда-никогда, — с трудом выговорил он последние слова.
Бабка Цедилкова, управившись с молоком, вошла в избу, где топтался Штефан, то собираясь во двор выйти, то снова вступая в разговор.
Зузка хлопотала возле плиты, подкладывала дрова, ставила горшки.
— Никак, ты у нас еще и старостихой заделаешься, что тебе Штефан Врана, так ведь, Штефко? — снова принялась допекать Зузку старуха.
Зузка расплакалась и сказала без обиняков, что коли какая задумка у них со Штефаном насчет нее была, так могли ей о том сказать. («Все равно не пошла б я за него», — подумала про себя Зузка.) А сейчас, когда счастье ждет ее на стороне, чего ж насмехаться.
— Да я что, я ничего… Не стану я больше… Оставьте и вы ее, бабушка, — смягчившись, заговорил Штефан.
