— Женившись, он задрал нос и вообразил, что уже не ровня нам, — так говорили они, как только речь заходила о Туссене. При этом все почему-то забывали, что тоже состояли в родстве с Клодеттой.
— Только по линии ее отца, — оправдывались родственники Туссена. Хороший был малый ее отец — чистая душа. И спину гнул и вкалывал до седьмого пота, как и любой из нас. Если бы не причуды да жеманство его жены, то Жан не умер бы так рано.
Но вовсе не Клодетта пробудила и разожгла в муже огонь честолюбия. Насколько Туссен мог себя помнить, ему всегда хотелось чего-то другого, нежели работать от зари до зари на развалюхе-ферме или корпеть на асбестовых приисках, как братья. Клодетта лишь укрепила его веру в собственные силы и в лучшее будущее.
— Нет, мы не должны всегда так жить, — заявил Туссен еще при знакомстве с Клодеттой.
Девушка обвела взглядом неказистые хозяйственные постройки и запущенные угодья фермы его отца и кивнула.
— Ты прав, — сказала она.
Сыграв свадьбу, молодые перебрались в Монреаль и поселились у Генриетты, матери Клодетты.
— Вот увидишь, — говорила Клодетта, — пройдет немного времени, и кузница, в которой ты сейчас работаешь, станет твоей. Потом ты купишь себе другую и еще одну, и еще, пока во всем Монреале не останется ни одной лошадки, не подкованной Монтамбо.
— Или одним из его подмастерьев, — засмеялся Туссен.
Клодетта часто и подолгу вела с мамой беседы о предстоящей жизни с Туссеном и о том, как обеспечить свое будущее. Страховых денег, оставшихся после смерти Жана Монтамбо, надолго не хватило бы, как и наследства, полученного Генриеттой от родителей. Нужно смолоду позаботиться о своих преклонных годах, учила дочку Генриетта.
— Туссен, ты и вправду не огорчен, что у нас не будет детишек? — в сотый раз спрашивала Клодетта.
Туссен любовно целовал жену.
— На кой черт нам тут сдались какие-то визжащие отродья? — отвечал он. — Нет, я ими сыт по горло. Дома у себя насмотрелся.
Однако молодые не успели прожить вместе и года, как Клодетта обнаружила, что беременна. Клодетта рыдала навзрыд и так часто падала в обморок, что Туссен всерьез опасался выкидыша, тогда как Генриетта напротив не скрывала, что ждет выкидыша как величайшего блага.
— Вы оба, похоже, с ума посходили, — пилила их Генриетта. — Неужто не знаете, к чему приводит кровосмешение между родственниками?
— Знаю, знаю, — отмахивался Туссен. — Только прошу вас, не нужно без конца напоминать об этом Клодетте.
— Можно и не напоминать, — мрачно говорила Генриетта, — она и так только об этом и думает.
