Первым председателем Народного секретариата стал двадцатишестилетний Иосиф (Язэп) Воронко. Глава первого белорусского правительства был родом из местечка Кузница Сокольского повета, где по иронии судьбы полвека назад появился на свет историк Михаил Осипович Коялович — один из столпов «западноруссизма». Воронко являлся вольным слушателем юридического факультета Петербургского университета, откуда его исключили за неуплату как раз накануне войны. Он пробовал себя в журналистике, был членом разного рода общественных организаций — от студенческого кружка научного изучения Гродненской губернии до Всероссийского литературного общества. Сразу после февральской революции Воронко неожиданно попадает в число руководителей белорусского движения: возглавляет петроградский комитет Белорусского общества по оказанию помощи пострадавшим от войны, является членом Центрального комитета Белорусской социалистической громады и генеральным комиссаром Великой белорусской рады по делам юстиции. Наконец как председатель Рады I Всебелорусского съезда он становится во главе ее исполкома.
Можно с уверенностью утверждать, что провозглашение краевого правительства с самого начала лежало за пределами реальных возможностей белорусского национального движения. Это, например, отмечал в своем письме из Минска в Киев председатель Комитета по защите интересов и прав подданных Украинской Народной Республики:
«Молодое белорусское правительство было воспринято населением вначале весьма приязненно… Однако нехватка у белорусов практического опыта управления, отсутствие подходящих людей, способных к творческой работе, да еще и в таких сложных условиях… привели к тому, что… белорусское влияние было только на бумаге».
На самом деле вопрос о том, кому должна была принадлежать реальная власть в городе, даже не возник. В тот самый день, когда была принята Первая уставная грамота, в Минск вступили немецкие части. Народный секретариат смог просуществовать только пять дней и был фактически разогнан немецкой комендатурой. Официально его деятельность не была запрещена, но белорусы лишились того немногого, что досталось им от большевиков: были конфискованы все денежные средства, которыми на тот момент располагал Народный секретариат (около 350 тыс. рублей, в том числе, вероятно, касса городской почты и деньги минского казначейства, ранее изъятые от имени Рады), и арсенал на Московской улице.
Тем не менее белорусские деятели как в Вильно, так и в Минске не оставляли попыток наладить связь с немецким руководством. А. Смолич писал в Вильно к А. Луцкевичу:
