Мои худшие опасения не оправдались. Нуля почти не изменилась, такая же прямая, статная, хоть и располнела, высокие скулы превратились в круглые щеки. На ней белая блузка в синий горошек, синяя юбка и синий передник. Конечно, седая, конечно, морщины, но серые, глубоко посаженные глаза – по-прежнему ясные и смотрят на меня радостно и прямо. У нее пятнадцатиметровая комната в двухкомнатной коммуналке. Другую занимает охранница какой-то фабрики Нина Петровна.
– Во хмелю она злая, а так ничего, – говорит Нуля, – очень уж любит, чтоб ее хвалили. Я и хвалю, жалко мне, что ли?
Это уж точно знамение старости. Раньше Нуле легче было под поезд лечь, чем кого-нибудь похвалить. Во время моего визита соседка трижды врывалась без стука в комнату.
– Конечно, я по-английски ни бум-бум, но по-немецки могу. У нас в школе немецкий был. Хочу послушать, как в Америке живут.
– Я хорошо понимаю по-русски, Нина Петровна, но мы с Антониной Кузьминичной не виделись пятнадцать лет. Нам хочется поговорить.
– Какие у Тоньки от меня секреты? И у меня от нее никаких. Она мне и деньги одалживает.
Я вручаю Нине Петровне немудреные сувениры, обещаю приехать на следующий день и дать пресс-конференцию. Соседка временно удовлетворена.
…Нулина комната так остро напоминает о детстве. Все та же никелированная кровать с голубым пикейным покрывалом и башней из пяти белоснежных подушек под кружевной накидкой. Стол, три стула, шкаф и маленький комод.
– У тебя что, нет холодильника? Давай завтра поедем и купим.
– И не вздумай! На кухню Нинка свой вдвинула, второй не поместится, а в комнате, вишь, места нет. Да и много ли у меня еды? Вона она, в ящике за окном.
– А летом? Когда жарко?
– Когда это у нас бывает жарко? Да летом-то я все равно в деревню уезжаю. Огород вскопаю, на зиму картошки, свеклы, капусты запасу. Слава Богу, теперь пенсию прибавили, семьдесят рублей получаю, а то раньше было шестьдесят семь рублей пятьдесят копеек.
Я раскладываю на кровати подарки. Она поглаживает ладонью плащ, шерстяное платье, сапоги, мохеровый шарф, теплый халат.
– Да что ты, детка, мне таких нарядов навезла? Куда мне их носить-то? Лучше пусть меня в их похоронят.
– Глупости! Носи каждый день, слышишь?
– Разве что в церкву… А по очередям трепать жалко… Да ты не думай, я ведь не нищая, одежа у меня есть. Помнишь это платье? – Нуля открывает шкаф и показывает бирюзовое шерстяное платье. – Как новое, потому как берегу. Мне его Якованыч на день рождения подарил, когда пятьдесят исполнилось. И часы золотые подарил, да не удержала, продала.
