Прежде всего Шуров, конечно, передал привет от родителей Левашова, от брата и сестры. Он привез от них письма, толстые, как бандероли, посылки, в основном, как он выразился, «продуктового характера».
— Отец у тебя герой, — рассказывал Шуров. — После того, как осколок вынули, говорит, забыл про все болезни…
— То-то прошлым месяцем опять неделю в больнице загорал, — усмехнулся Левашов.
— Да нет, я узнавал, это другой осколок беспокоит, неопасный. Говорю тебе, молодец, шутит все, говорит, готов тебя на лыжах на любой дистанции обставить. Ну а мать у тебя, Левашов, тоже молодчага. Сейчас сеструхой твоей руководит. Ольга-то красотка, в тебя пошла! — Шуров весело рассмеялся. — По-моему, ухажеров у нее больше, чем у тебя солдат в роте. Так вот, матушка волнуется. Один все же из этой свиты в первый ряд пробился, то есть в постоянные спутники метит. И видимо, не без оснований. Сам понимаешь, каково материнскому сердцу. А братуха твой, Николай, наоборот — для него главное — завод, лаборатория, какие-то рефераты, научные конференции. О невесте и слышать не хочет. Опять материнскому сердцу забота. Ты зато — главная отрада, гордится тобой мать безмерно. Послушать ее, так ты уже нечто среднее между генералом и мировым рекордсменом по парашютизму!
Закончив рассказ о родителях, Шуров заговорил о друзьях.
— Тольку не узнать, — улыбнулся он. — Влюблен в свое дело. Назови его «щелкопером» — насмерть обидится. Говорит на марсианском языке: верстки, гранки, летучки, шапки, болванки, свежие головы… Мотается по городам и весям. То на маневрах, то в отдаленных гарнизонах, уже в ГДР побывал на каких-то учениях. Все мечтает: «Эх, мне б к Левашову съездить — я б такую корреспонденцию написал, сразу б ему Героя дали!» Нет, правда, очень хочет к тебе. Когда узнал, что и я теперь буду в этом городе, совсем с ума сошел — только сюда. А его, как назло, посылают в другие места… Одна беда: Валю, жену свою, ревнует — просто сил нет! Прямо новоявленный Отелло.
Шуров поведал недоверчиво слушавшему Левашову семейную жизнь Цуриковых. Валя расцвела. Не может пройти по улице, чтоб на нее мужчины не заглядывались, а муж скрежещет зубами и хватается за воображаемый пистолет. Во время командировок звонит по пять раз в день и паникует, если не застает ее дома. Подозревает в изменах, больше всего злится, что Валя и не думает оправдываться. Только улыбается, отшучивается, гладит его по голове и говорит: «Ох, глупый, глупый, я же люблю одного тебя». А Толя совсем выходит из себя, когда Валя по простоте душевной приводит самый веский, по ее мнению, аргумент: «Да если б захотела тебе изменить, ты бы в жизни не догадался, уж будь спокоен, комар носу не подточил бы».
