Чрево Москвы | страница 4
Ведь это результат новейшей «картофелизации» хозяйства в северной и средней полосе. Картофель, интенсивное хозяйство, в некотором роде продвижение.
Зачем же везут мужики, рыбаки, огородники все, что у них есть, в голодную и жадную Москву? И чем платит Москва за все это сало и зелень? Ужели только советскими бумажками по лимону и по десять лимонов? Рынок дает наглядный ответ и на этот вопрос.
Пойдем по рядам: Железо. Не старые обломки припрятанных запасов, а новое, сейчас со станка, из-под молота. Топоры и напильники, пилы и рубанки.
Косы и серпы, в английских и немецких клеймах.
Их привезли, говорят, контрабандой. Но что такое контрабанда? Ведь это портофранко[1], на море и суше, прямое и кривое, и тайное, и явное. Скажите: портофранко, и все будет ясно. Торговля зачинается всегда с портофранко. Уже потом поступают налоги.
Луженые ведра, посуда. А вот, ей-Богу, примусы, не старые, а новые, штук двадцать. Приветствую тебя, примус, домашний бог «Нэпа», заместивший унылую «буржуйку» минувших голодных годов!
Кожа и ситец, сукно и плис и даже бархат. Готовая одежда и обувь. И такие же цыгане и мальчишки бегают и тут с разносными товарами и звонко выкликают:
Книги и картины. Маркс и Христос приколоты рядышком. Маркс в тугом венце волос, Христос — в терновом. Что ж, оба — евреи.
Краски сухие и тертые. Оливковое масло и олифа. И списки печатные с совершенно свободной орфографией: Билила свенцовая.
— Это я по-советски писал, — с некоторой гордостью сообщает молодой продавец. — Совсем-таки без ятей.
Он в черных очках, и лицо его в черном пуху, и нос у него жесткий и плоский, совсем, как у утенка.
Жевель, живел (жавелевая кислота); даже жжвл без всяких гласных букв — по ветхому завету.
Квосы, квасцы. У каждого особая метода. А в самом конце, как подпись, стоит: Нашатир.
— А это какая орфография?
— Извините, это моя фамилия, — объясняет продавец: — Аарон Нашатир.
Бывают же такие совпадения. Ведь это не хуже, чем три знаменитые вывески бобруйских ювелиров, висевшие рядом на улице: Топаз, Диамант и Сапфир.
Хрипят граммофоны таким сифилитическим голосом, как девка на бульваре. Колотит колодкой сапожник, прилаживая свежую заплату прямо на ноге. Цирюльник на воздухе бреет клиента, совсем как в Тифлисе и размазывает черным пальцем мыло по крутому подбородку. У клиента на затылке татарская ермолка, по новой русской моде, и бритые губы, как у янки.