Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста | страница 68



На станции время от времени появляется женщина. Она подходит к памятной плите и кладет цветы. Ее никто не тревожит. Ее горе свято. Но его разделяют все, кто был причастен к жертвоприношению. Она уже не плачет — она помнит.

Он приказал ждать…

«Природа, я твой дикий зверь».

И. Винтерман

А может быть, это душа моя блуждает в образе колли на обожженных лапах?..

…Ее не тронули. Возможно, еще и потому, что была она красива той особой собачьей красотой, за которой — не только порода и безупречный окрас, но и мудрость одаренной от природы и грация уже рожавшей суки, чуткость внезапного одиночества и благородство скорби. Не поднималась рука накинуть проволочную удавку и остановить немое вопрошание глаз… Не поднимала рука затаившуюся в стволе маленькую пулю — так тяжела была пуля перед черной мишенью блестящего зрачка… Не принимала рука протестующего жеста, хотя сам вид ее был укором. И все же встречаться с колли было тяжело. Стыдливо клали кусок колбасы или сыра и спешили прочь. Или обходили стороной. Или закрывали лицо руками. Или не поднимали головы.

Хозяева уехали внезапно, приказав ждать. И Гера ждала. Прошел остаток дня, прошла ночь. Потом еще день и еще ночь. Она забеспокоилась. Из-за своей собачьей нужды. Жалобно скуля, обошла комнаты и остановилась у дверей, ведущих на лоджию. Осторожно коснулась зубами шпингалета. Села, нетерпеливо постукивая хвостом. А что скажет хозяин? Все же это не место, где ее выгуливали… При воспоминании об улице взвизгнула. Железо звякнуло о зубы, и дверь подалась вперед…

Обратно вошла, виновато поджав хвост и стыдливо озираясь. По морде пробегала судорога. Ощущение беды возникло у нее еще в ту ночь, когда от внезапного грома дрогнули стекла. Она любила дождь и не боялась грома, но в этом раскате ее насторожили незнакомые звуки… Поспешный отъезд хозяев усилил ощущение тревоги. К тому же из соседней квартиры доносился протяжный вой.

Вой будил ее и по ночам. Гера знала по голосу, что это черный Рэм, с которым она нередко играла во дворе и в лесу. У Рэма была белая хозяйка, маленькая и проворная. Гера ничего против нее не имела, хотя радовалась, что у нее черный хозяин, высокий и крепкий. Обычно Рэм даже лаял редко. Сейчас в его надломленном голосе бился страх. В такие минуты ей хотелось присоединиться к этому захлебывающемуся плачу, изредка прерывавшемуся глухим хрипом. Но она знала: хозяин этого не любит! Тяжело поднималась с коврика и начинала ходить взад и вперед по длинному коридору, неизменно останавливаясь у входной двери. Прижав нос к щели, жадно тянула. Собачьи уши, чуткие к малейшему шороху, подрагивали от нетерпения. Но за дверью по-прежнему царила изматывающая тишина. Так встречала Гера рассвет.