Из письма:
«По-разному относились припятчане к своему городу. Одни: провинция, дыра — никаких развлечений, кинотеатр забит, в бассейны не попадешь… Другие: квартира, дача, машина, гараж, хорошая зарплата — жить можно. Третьи: природа, грибы, ягоды, рыбалка, охота! Для родившихся — место, с которого начинается Родина. Для меня: моя школа, мое ПТУ, моя работа, мое любимое занятие — дискотека. Все родное: улочки, закоулки и округа на десять верст. Первые настоящие друзья появились здесь, первое чувство — здесь… Ощущал свою нужность, свою значимость. Сейчас в большом и чужом городе я песчинка. Никому до меня нет дела. А Припять давала практически все. С этим душа не хочет, не может и не расстанется никогда».
Всхлипывают женщины.
Курят мужчины.
Распахни широко окно! — там как будто идет кино, где у каждого тысячи дел и забот. Ты увидишь, как вдруг мелькнет за падением новый взлет, — это все эпизод, эпизод, эпизод…
Все продумали дискотечники. И эта песня, сопровождающая фильм, их — умышленная! — находка. Может быть, безжалостная? Или необходимая? Или единственно возможная именно потому, что не горем единым… За этими слезами не горе прячется, или. вернее — не только горе…
И пускай не на каждый вопрос мы находим ответ в том кино, где сценарий написан судьбой, — только, как бы порою для нас не сложился сюжет, надо быть нам в любом эпизоде собой!..
— Приехал в «Сказочный» мужик: помогите! Из Орла прилетел человек на самолете вместе с грузовиком. Водитель. Несколько дней мотался по округе, искал «хозяина», который его вызвал. Так и не нашел. Видно, «хозяин» в больнице… Пришлось человеку возвращаться обратно. А мужик хороший! Все твердил: ребята, я вынужден вернуться, никуда не берут, вынужден вернуться… Очень переживал. Запомнился он мне, жаль, имени не знаю. Хороший мужик…
Закусила губу Люба Сирота, сидит в лягушечьей позе, подавленная и некрасивая. А ведь красивая женщина. Еще несколько минут назад была красивая… Не видит себя со стороны. Да и кто смотрит сейчас с этой самой стороны, когда беда по всем прошлась, всех зацепила, перетрясла и просеяла — другое дело, что — ветер унес, что — осталось. Здесь нет посторонних: каждый о своем плачет, да сидят вместе; разная цена слез, да беду на горбу вместе выносят. Хотя куда вынесешь, когда она вздыхает так, что лес клонит. Саркофаг разрушенный реактор похоронит, а горе, горечь останется. В непосторонних. Сопереживших. Вот и прополаскивают дискотечники эту горечь, чтобы чистой была, тихой, глубинной; прорвется с криком наружу — погубит человека: озлобит, лишит чести и достоинства.
