Вскоре скрипнула дверь, и на крыльцо выскользнула сухонькая старушонка, уже одетая.
— Ты куда собралась? — опешила Елизавета.
— Домой хочется, — всхлипнула Марья и прислонилась к косяку.
— А чего ревешь? — заулыбалась Елизавета. — Харчей взяла?
— Взяла…
— Тогда с богом, пошли! — озорно шепнула Елизавета и не перекрестилась.
Глядя на нее выпученными глазами, боязливо опустила руку и Марья.
— На бога надейся, а сам не плошай!.. — и решительно шагнула к калитке.
Шли они больше по ночам, избегая встреч с людьми, напуганные разговорами о том, что в зону никого не пускают — радиация шкодит. Дотошная Марья все спрашивала, что это такое.
— Снайпера того вражеского помнишь?
— Помню.
— Так она снайпер и есть: не видно, не слышно, а человек…
— Нет, пуля есть пуля — от нее рана остается, — не унималась Марья.
— Придешь в село — спросишь! — отрезала Елизавета.
— У кого? — изумилась Марья.
— У этой самой радиации…
Однажды после долгого спора из-за трусихи Марьи подошли они к незнакомому селу. Распахнутые калитки, еле заметно раскачиваясь, зазывали прохожих. Только некому входить… Пусто. Тихо. И страшней всего эти еле заметно раскачивающиеся калитки. Попятилась Елизавета, осеняя село размашистым крестом. Тенью метнулась вслед за нею Марья. И вдруг замычала корова, обиженнопротяжно, просяще… Елизавета споткнулась, замерла. Но мычание не повторилось. Умоляюще взглянула на Марью. Та ткнула пальцем в крайнюю хату.
Пошли в обход. За домом паслась… корова, закутанная в полиэтиленовую пленку, — наружу торчала одна голова. Пленка шуршала при каждом движении, и этот шорох тревожил животное. Буренка мотала головой, била хвостом по бокам и недовольно переступала с ноги на ногу. Рядом на табурете сидела старуха в таком же одеянии, скрестив на груди руки. Елизавета с Марьей растерянно переглянулись. Подошли. Буренка вытянула навстречу длинную черную морду и замычала. Сидевшая старуха не оглянулась, видно, была глуха.
Молча повернули обратно.
Остаток дня просидели в лесу, спиной друг к другу. А повеяло вечерней прохладой, — и разом поднялись с повлажневшей травы. Дорогу Елизавета знала хорошо — шли напрямик, сокращая путь, минуя трассы и грунтовые дороги, оживленные даже в ночное время. Бережно предупреждали друг друга о сучках и корневищах, хотя глаза словно вернули свою прежнюю зоркость и легко отыскивали тропинки между деревьями. Темнота не пугала. Неожиданно Елизавета запела: «Месяц на небе…» Ее дребезжащий шепот вспугнул дрему: щелкнула ветка, прошуршал совсем рядом ежик, тенькнула птица. «Как мы любили…» — подхватила Марья почти девичьим голоском…
