Раздумья не приносили ясности. Мне трудно было представить себе Броварки лет через двадцать пять и грустно было сознавать, что навряд ли увижу, как именно все тут изменится.
Наступил день отъезда. Как и в первый день, я проснулся затемно и долго глядел в медленно сереющее окно.
Хорошо, что наконец-то побывал тут и повидался со всеми, думал я. Хорошо, что немилостивый год не так жестоко задел Броварки, что люди здесь сыты, что есть электричество, что построили баню и строят Дом культуры, что празднуют новоселье, что колхоз крепкий, что запаслись кормами и не станут бить молочных коров, что председатель человек добрый, не пьяница, не самодур. В общем, с поездкой мне повезло. А все же на душе как-то смутно, и это, наверное, оттого, что не нашел могилу Захара и что нет Никифора. С ним было бы тверже, надежнее.
Я оделся, вышел наружу. Утро было туманное, все вокруг потонуло в белой мари, только оголенные вершины деревьев кое-где пробивались, да не погашенные еще фонари на поселке желтели смутными пятнами. Где-то во дворах крякали утки, кто-то звал: «Тась-тась-тась!..» Из тумана бесшумно возникла молодуха на мужском велосипеде и снова потонула, нажимая сапогами на педали. Издалека донеслись звуки боя часов на Спасской башне, затем государственный гимн. Радиоузел начал работу, и я вернулся в дом, чтобы послушать известия и собраться в дорогу.
Мы рассчитывали уехать рейсовым автобусом в половине девятого, да не вышло. Автобус промчался из Бугаевки битком набитый, и Василь было приуныл, ему необходимо было поспеть в Кременчуг к харьковскому поезду, к часу дня. Пришлось Лёне Малько сходить к председателю, и тот, как водится, не отказал, дал машину до Градижска.
Простились. Произнесли обычные в таких случаях, ничего не выражающие слова. Василь молчал. Тетка Ивга стояла, окруженная внуками, — маленькая, будто ссохшаяся, в черном платке, молчаливая, терпеливая тетка Ивга.
Туман развеяло. За бугристым кладбищем промелькнула вросшая в землю хата; слева через дорогу виднелся недостроенный дом на четыре комнаты, точь-в-точь такой, как у Лены Малько, покрытый шиферной серой крышей, но еще не оштукатуренный, без окон. Это была стройка Наталки с Николаем-Миколой, и если бы мне случилось приехать в Броварки не теперь, а через год, то не нашел бы на прежнем месте никого.
Что же станется с ней, с гостеприимной столетней хатой? Так и будет стоять пустая? Или снесут?
Я обернулся. И уже не видны были ни тетка Ивга с внуками, ни кладбище, ни хата. Шофер вел машину «с ветерком» и рассказывал, как в сорок втором году прятался в Шушваливке, чтобы не угнали, и как полицаи нашли в подполе и отлупили, и каково пришлось потом в Германии, в Бельгии, в Голландии. От Броварок до Градижска езды полтора часа, он так и не успел досказать до точки.
