— Ты тоже так думал. — Она пожала плечами.
— Но это была не твоя вина. — Он устало провел рукой по волосам. — В любом случае пусть лучше винят меня, а не ее.
— Думаешь, ее станут осуждать, если узнают правду?
— Конечно, будут, ты и сама это понимаешь.
— Что плохого в том, что женщина действует в соответствии с собственными желаниями?
— Да ты в этом эксперт, — неожиданно рассмеялся Георгос.
Его замечание смутило и обидело ее. Он понятия не имел… Георгос печально посмотрел на нее, а потом в его взгляде она увидела… нежность.
— Но ведь у тебя есть желания, правда, Кэсси?
— Дурацкие. — Она потупила взгляд. — О них и говорить не стоит.
— Потому что ты не хочешь, чтобы тебя осуждали? — Он заглянул ей в глаза. — Как осуждали твою мать?
— Меня с самого детства осуждали только за то, что я ее дочь — незаконнорожденный ребенок любовницы женатого мужчины, — пренебрежительно сказала она. — Когда я начала превращаться из подростка в девушку, этот факт сделал меня желанным сексуальным объектом для каждого мужчины в моей родной деревне. Мужчины не любят, когда им говорит «нет» женщина, которую они считают шлюхой. И тогда они начинают распускать сплетни, и эта репутация прилипает к тебе намертво.
— И никто не защитил тебя? — нахмурился он.
— Кто? — изумилась Кэсси.
Мать всегда была слишком занята собой, подруги невольно завидовали ее успеху у противоположного пола, она была в полной изоляции. А когда мать заболела, то и вовсе осталась совсем одна.
— Должно быть, тебе пришлось непросто, — мрачно сказал Георгос.
— Все было не так уж плохо, я справилась. А теперь мне и вовсе наплевать, что обо мне думают и говорят. — Кэсси отмахнулась от его сочувствия, опыт давно закалил ее. — Я просто хочу жить так, как хочу.
— Это было бы справедливо, если бы ты на самом деле так делала, но ты себе такого не позволяешь. Но в одном ты права: женщину не должны судить строже, чем мужчину, за ее сексуальные желания. — Он снова посмотрел на экран, в очередном выпуске новостей говорили об Элени.
— Ты не должен это смотреть, — сказала Кэсси. Она понимала, как это может быть больно, даже если говоришь, что тебе все равно.
— Мне нужно знать, что именно они говорят, чтобы подготовить свой ответ.
— А как ты обычно отвечаешь?
— Я ничего не говорю. Мы никогда не комментируем личные проблемы в королевской семье.
— И много их было?
— За последние годы — нет, — сухо сказал он.
— Тогда зачем смотреть, если ты все равно ничего не будешь говорить? Зачем вообще об этом думать?
