Статья Ю. Лотмана, при всей ее незаконченности и отрывочности суждений, важна тем, что она поднимает проблему концовки сюжета, тесным образом связывая ее с темой смерти. Смерть придает смысл – это, пожалуй, лейтмотив работы и главный вывод ученого. Отсутствие смерти – преднамеренный ход, свидетельство ее знаковости и значимости. В большем масштабе история культуры – это история «борьбы с “концами”». Мифология, религия и искусство – основные способы-этапы преодоления смерти. Таким образом, за использованием или не использованием этого мотива стоит серьезная антропологическая проблема, нивелированная художественным сознанием, которое теперь уже привычно исключает денотат смерти из структуры соответствующего знака.
Идеи Ю. Лотмана постепенно подхватываются и другими исследователями. Так, С. Гринева в статье «Факт смерти в романе Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” как сюжетообразующий элемент» (2000) задается целью «проследить сюжетообразующую функцию факта смерти персонажа» [Гринева 2000: 24]. Здесь семантический анализ соседствует со структурным: смерть Мармеладова и Катерины Ивановны оценивается с точки зрения их значимости для структуры произведения. Подготовка к убийству и убийство старухи процентщицы называется «сюжетообразующим центром романа, вокруг которого циклируют все прямые и побочные его проблемы» [Там же: 26].
Статья С. Гриневой добавляет к разработкам Ю. Лотмана новую мысль: смерть обладает не только сюжетопрерывающими, но и сюжетообразующими возможностями, благодаря этому мотиву может генерироваться новый нарратив[59].
Эти функции – сюжетопрерывающие и сюжетообразующие – и будут интересовать нас далее в контексте функционального месторасположения танатологических мотивов.
* * *
Очевидно существование трех основных позиций, на которых могут находиться любые семантико-структурные элементы, – начало, середина и конец текста. Еще Аристотель отмечал важность этих структурных узлов для произведения: «…Целое есть то, что имеет начало, середину и конец. Начало – то, что само не следует по необходимости за другим, а, напротив, за ним существует или происходит, по закону природы, нечто другое; наоборот, конец – то, что само по необходимости или по обыкновению следует непременно за другим, после же него нет ничего другого; а середина – то, что и само следует за другим, и за ним другое» [Аристотель 2007, «Поэтика»: 50 b26-b31].
Утверждать, что место танатологических элементов в произведении регламентировано, невозможно. Однако есть некоторая тенденция в расположении данных элементов – их тяготение к концовке текста. Поэтому вначале обратим внимание на
