Танатологические мотивы в художественной литературе | страница 100



Книги Б. Бермана и В. Топорова представляют собой вариант интерпретации мира литературы и даже не претендуют на поиск объективного знания о танатологии Л. Толстого и И. Тургенева. Они формулируют собственный опыт переживания тем, актуальных для духовной жизни указанных писателей и воплощенных в их произведениях. Этот метод, построенный на сплаве интуитивизма и субъективизма, соотносим с герменевтическими работами Ф. Шлейермахера и В. Дильтея или «органической критикой» А. Григорьева. В нашей работе мы стремимся оставаться в рамках рационалистического научного познания, поэтому разграничиваем феномен биографического (реального) автора и созданный им художественный мир.

* * *

Итак, нами был описан семантический подход к танатологическим мотивам, эпистемологические и терминологические установки анализа такого рода. Теперь попробуем на конкретном примере реализовать выявленные методологические принципы.

Материалом для анализа в этом параграфе стал «Рассказ о семи повешенных» Л. Андреева, посвященный проблеме осмысления человеком грядущей смерти. Известно, что танатологическая проблематика проходит сквозной линией через все творчество данного писателя.

В основу этого произведения 1908 г. были положены реальные события – покушение на министра юстиции И. Щегловитова революционеров-террористов, казненных через повешение в местечке Лисий Нос под Петербургом на рассвете 17 февраля 1908 г. В первоначальном варианте писатель в публицистической форме выразил свою позицию в отношении террора: «Это происходило в то мутное и страшное время, когда как бы пошатнулись разум и совесть части человечества. В мутное, как всегда, но спокойное русло жизни вливались отовсюду ярко красивые ручейки чистой человеческой крови. Каждый день в разных концах страны совершались убийства: и в городе, и в деревне, и на дороге; и каждый день в разных концах страны люди веревкою давили других людей, называя это казнью через повешение… Убийства и казнь стали необходимою и естественною приправою каждого дня, придавая ему горький и ядовитый вкус…» [Андреев 1990, III: 632–633].

Но в окончательном варианте рассказа Л. Андреев отказался от акцентирования проблемы смертной казни. В частности из произведения был исключен отрывок под названием «Я говорю из гроба», представлявший собой прощальное письмо Вернера, в котором явственно слышался протест против такого наказания. Публицистический отрывок был заменен на первую главу «В час дня, ваше превосходительство», средства памфлета – на художественные средства.