«Берегитесь этого ребенка. Говорю вам, берегитесь его».
«Почему пану так кажется?»
«Чересчур он угрюм. Не побережетесь – будет у вас через него много хлопот и горя».
Как оказалось, отченька, Регина эта очень мною интересовалась. Однажды – уже стояла осень, сентябрь, день был холодным, солнечным и ветреным – она подошла ко мне и присела рядом. Я сидел в траве сада и глядел на деревья, гонимые вихрем. Может, ты никогда не видел, отец, никогда не глядел, как они вздрагивают, дергаются во все стороны, словно мячи, набухшие зеленой жидкостью. Конвульсии деревьев, дедунечка. Они напоминают противные мягкие куклы, которых дергают за множество нитей. У каждой веточки своя нить, тянущая на себя, к себе.
«Отчего ты такой тихонький, Косматик? – спросила она, а голос ее, тятенька, нежный, как лист росянки, когда касаешься его тыльной стороной руки. Он такой нежный, как черная смородина или моя кожа. – Почему ты никогда ничего мне не рассказываешь?»
Это была правда. Я не разговаривал с ней, радуясь, что и она ко мне не лезет. Я тебе говорил почему, дедусь.
«Мне нечего тебе сказать, Регина, – откликнулся я. – О чем же нам с тобой говорить?»
Она чуть помолчала, прикидывая, сказать мне, или нет, потом решилась:
«Это я вытоптала рожь, Косматик. Я хотела насолить тебе. Если бы отец тебя там не увидел, я б ему наврала, что видела, как ты это сделал. Может, услышав, как я выдумываю, ты бы что-то сказал мне. Пусть злое, лишь бы не молчал».
Ты видишь, дедунька, я всегда страдаю не из-за того, что кто-то желает мне зла. Пусть их желают кому что угодно, но едва дело коснется меня, расплачиваться снова мне одному.
«Ты нехорошо поступила, Регина, очень нехорошо».
«Тебе было очень больно, Косматик?» – она протянула руку, желая погладить мне ноги, но я оттолкнул ее.
«Да. Но ты не поэтому нехорошо поступила. Ты видела, что отец твой собирается меня наказать, и не призналась. Не подошла к нему и не сказала, что это ты вытоптала рожь».
«Но, Косматик мой миленький, я ведь боялась. Ах, я бы не перенесла, – тихонько добавила она и снова хотела коснуться моих ног, но я снова ее оттолкнул. – Мне очень жаль, Косматик».
«С тобой бы он этого не сделал. Он твой отец».
«Но ведь он и твой отец тоже», – сказала она удивленно.
«Да, – согласился я, – и мой тоже. Но…»
Вдруг одна из яблонь так выгнулась под порывом ветра, что меня едва не вырвало. Я встал и ушел, оставив Регину одну.
– Блаженны плачущие, Мейжис, деточка. Они ведь утешатся.
