Лашукас этот, которого отрядили вместе с нами, был такой чуть горбатенький, оттого спина его казалась узкой, как у рыбы, но руки у него были обезьяньи, невероятной силы, могли и медведя задушить. Черный Казимир роста был невысокого, но и не слишком низкого, с куцыми усиками, и вообще больше похож на портного, нежели на разбойника. Он хвастался, будто он очень меткий стрелок: как возьмет в руки ружье, из его голубого глаза протягивается белая серебряная нить до самого центра мишени.
Настоящая фамилия Лашукаса была Пиворюс, а родом он был из Пасвалиса. Он то и дело заводил речь о пиве и тогда несколько минут цокал языком от удовольствия. Упокой, Господи, его душу. Это он нес письмо капитана, которое мы должны были вручить в Ковне.
«Тебе, Лашук, не страшно было, когда узнал, что придется со мной идти?» – спросил я у него, озираясь на норы пещерных ласточек на твердом глиняном обрыве.
Идучи вдоль Немана, мы дошли до холма, выскочившего, как фурункул, на ровном месте. Один его склон был размыт приливами, словно ножом отрезан. Там ласточки и жили. Помнишь, папенька, рассказывал я тебе про ласточек? Ну вот, и тут снова ласточки. Это показывает, что другая жизнь, даже если бы она и вправду началась, ничем не отличалась бы от прежней, потому как уже с самых первых примет многим напоминала начало той, старой.
«Нет, – Лашукас оглядел меня с головы до пят. – С чего бы мне тебя бояться? Я тебя сильнее. А кроме того, если б ты надо мной как-нибудь подшутил, то один бы этого, – он показал на Черного Казимира, – не довел бы. Тебе бы хуже было».
«Твоя правда», – пробормотал я.
«Давай поборемся, – не унимался он. – Посмотрим, кто сильнее».
Но я уже успел о нем забыть, и он, наверное, обиделся.
«Залезу туда посмотреть, – говорю, мне тогда казалось, что нет ничего важнее ласточек. – А вы здесь подождите. Или нет. Лезьте наверх. Этот холм называется Палоцюс, „дворец“ то есть. Я вам потом одну такую диковинку покажу».
Опираясь на ружье как на посох, я начал карабкаться на склон. Ласточки, крича, всей стаей принялись кружить вокруг моей головы. Их была добрая сотня, отец, и они на лету задевали крыльями мой затылок и лоб. Но я, не обращая на них внимания, все равно карабкался вверх. Лез я очень проворно, хотя на спине у меня был вещмешок, а в руке я держал ружье.
Лашукас с Черным Казимиром обошли холм с другой стороны и пологим склоном быстро взобрались наверх. Я слышал, как они шептались:
«Как он тебе?» – спросил Казимир.
