– Мне было шестнадцать, я была напугана, озлоблена и жила на другом конце Соединенных Штатов.
– Ты любила ее отца?
– Мне казалось, что любила, но ему тоже было всего шестнадцать, и я не могла… – произнесла она и вытерла лицо. – Нас ждут посетители.
– Пускай ждут или уходят. Ты гораздо важнее всех этих людей, – сказал он.
– Я люблю тебя, дядя Сед, – прошептала она.
– А я всегда любил всех вас, девочки. Вы все были моей семьей так же, как и для Энни.
Она поднялась как можно более грациозно и протянула руку Седу. Он вложил руку в ее ладонь; она подняла его словно воздушный шарик. До этого момента она не осознавала, насколько он исхудал.
– Уайатт? – спросил он.
Она кивнула.
– Ты когда-нибудь ему расскажешь?
– Не знаю, смогу ли. Рассказать тебе стало второй самой большой трудностью в моей жизни.
Сед крепко ее обнял.
– Сейчас ты в самом подходящем месте, чтобы избавиться от этого тяжелого бремени, родная. Позволь мне и твоим сестрам тебе с этим помочь.
– Пожалуйста, только не говори моим сестрам, – прошептала она.
– Я не стану вмешиваться, дорогая. Я дам тебе отгул на остаток дня. Тауни может прийти и помочь мне. Выходи через черный ход, чтобы не встретить тех маленьких девочек. Я скажу Тауни, что ты заболела и мы не хотим никого заразить, – сказал он.
– Ты уверен? – спросила Харпер.
– Конечно, уверен, и с этого дня тридцатого марта у тебя всегда выходной, – улыбнулся он, и боль, которая отразилась на его морщинистом лице, напомнила Харпер ее боль. Он потянулся к настенному телефону и набрал Тауни. – Она будет здесь через три минуты. Посетителям не повредит, если они подождут еще немного.
– Спасибо, дядя Сед, – Харпер сняла фартук и положила его на рабочий стол. – За все.
– Жаль, что я не могу ничего исправить, дитя мое, – сказал он. – Вон она идет. Поторапливайся, пока она не увидела твои опухшие веки и эти синяки под глазами.
Харпер повесила на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», достала из шкафа полную бутылку «Джека Дэниэлса» и сделала большой глоток прямо из горла перед тем, как наполнить ванну до краев. Опускаясь в горячую воду, она держала бутылку в одной руке и сделала еще один большой глоток, прежде чем нырнуть и подняться на поверхность вдохнуть воздуха. Все тело до самого живота горело адским огнем, однако это, как и раньше, не помогало снять боль или чувство вины.
При мысли о том, что Сед не ненавидит ее и что они с бабушкой Энни на самом деле ей бы помогли, Харпер чувствовала себя еще только хуже, поэтому она сделала еще один глоток прямо из бутылки. У нее могла бы быть прелестная маленькая светловолосая дочка, всего на пять лет младше Брук. Ребенок вырос бы прямо здесь, на озере, а Харпер все эти годы жила бы с бабушкой Энни вместо того, чтобы прыгать с одной работы на другую, и каждый год с ужасом ожидать конца марта.
