вещей?
Лейси кивнула.
– Они не расплавились? Не взорвались?
Тетя постучала пальцем по папке.
– Хочешь взглянуть?
В ушах Эдварда щелкнуло знакомое стаккато.
– Нет, спасибо. Не сейчас.
Позже Эдвард слышал, как тетя и дядя спорили на кухне. Джон сердился, что Лейси открыла конверт перед ним.
– Господи, – сокрушался Джон. – Наша работа – защищать его. Ты видишь, как он подавлен? Доктор Майк говорит, что мы должны быть очень, очень осторожны.
Голос Лейси становился резче.
– Я не хочу лгать ему. Я думаю, что он должен все знать.
Родители Эдварда регулярно ссорились, но эта ссора звучала по-другому, печальнее и отчаяннее, как будто Джон и Лейси находились на склоне горы и были недостаточно подготовлены. Похоже, они прекрасно понимали, что один из них или оба могут потерять хватку и упасть в любую секунду.
Дядя продолжал:
– Эдвард не готов осознавать что-либо. Еще слишком рано.
– Конечно, он еще не готов. Никто никогда не готов к чему-то настолько сложному.
Джон понизил голос, словно пытаясь изменить характер разговора.
– Лейс, успокойся. – Пауза, а потом: – Почему ты больше не называешь меня Медвежонком?
Но Лейси, похоже, не могла или не хотела менять тему разговора. Во всяком случае, ее голос зазвучал еще злее:
– Я не хочу, чтобы все выговаривали мне за то, что я не справляюсь. Я ничего не знаю о детях, и мне кажется, он это чувствует. Он даже спать здесь не хочет.
– Ты просто должна быть осторожна с ним. Ради бога, вот почему мы выключили телефон.
Это поразило Эдварда, он впервые осознал, что не слышал телефонного звонка в этом доме с момента своего приезда. Интересно, чьих звонков они избегали?
– Этот ужасный человек снова написал по электронной почте, что им нужны образцы ДНК для идентификации тел. Я должна позвонить дантисту Джейн и попросить образцы.
Джейн, подумал Эдвард. И только тогда он понял, что его тетя потеряла свою сестру точно так же, как он потерял своего брата. Джейн, Джордан. Джейн, Джордан.
– Перешли письмо мне. Я отвечу.
– Это моя обязанность. Она была моей сестрой.
Их голоса умолкли. Либо они вышли из комнаты, либо уши Эдварда перестали слышать.
Лето продолжалось. Мутное и, как казалось Эдварду, слишком солнечное. Эдвард посещал нервно покашливающего доктора, чтобы следить за ногой и весом, ходил к доктору Майку для работы над эмоциями и посещал физиотерапевта, чтобы выровнять походку.
Как-то Эдвард подумал о том, что никто из живых не знает и не помнит, как он ходил до катастрофы. Он и сам не помнил. Зато он помнил походку Джордана. Она всегда отличалась своеобразием: шаги длинные и прыгучие. Гравитация, казалось, оказывала на него меньшее влияние, чем на других людей; Эдвард помнил, как разговаривал с Джорданом, идя по тротуару, и на середине фразы брат оказывался в воздухе. Он
