Узелок на память [Фельетоны] | страница 25

А Гасаидов в недоумении разводит руками: «И чего они ко мне придираются! Будто я один строю родовые особняки!»

…Жизнь в особняках Гасаидовых течет плавно, как вода в арыке.

— Салом-алейкум! — приветствует старшой по утрам своих многочисленных родственников.

— Ваалейкум-асалом, аксакал! — отзывается эхом во всех концах города.

…До поры до времени!

Хутор Рушниковский стоит на старом чумацком шляху. Он ровесник Запорожской Сечи. Каких только историй не случалось на его долгом веку! Но последняя, как утверждает дед Олесь, самая заковыристая.

Была пора золотой осени. Колхозники, управившись с делами, собирались играть свадьбы. Все шло своим чередом.

И вот тут-то стряслось.

В воскресный полдень вдоль улицы, поднимая пыль, неслась старомодная таратайка. Под дугой звенел-заливался валдайский колокольчик. За кучера сидел дед Олесь, а позади него на фибровом чемодане, заляпанном цветастыми наклейками, подпрыгивал Спирька-модернист. Вид у пассажира был растерзанный. Его модная прическа «а-ля кок» превратилась в растрепанную куделю, фалды ядовито-зеленого смокинга развевались, как паруса, а брюки-дудочки засучились по самые колени.

Следом за таратайкой со свистом и улюлюканьем гналась ватага хуторских ребятишек. Из подворотен выскакивали дворняги и, неистово лая, бросались под колеса.

А под явором, возле Грицьковой хаты, катались со смеху дивчата и парубки:

— Ой, уморила Наталка!.. Яку дулю пиднесла Спирьке!

Круто заварила кашу красавица Наталка, младшая дочка Григория Мельниченко, неугомонная затейница и первейшая звеньевая-огородница. Никто на хуторе не думал, не гадал, что ее безобидная выходка примет такой оборот.

Не зря говорится: что написано пером, того не вырубишь топором. Именно пером написала Наталка. Не школьным-ученическим, не вечным-автоматическим, а самым обыкновенным, выпавшим из гусиного крыла. Подняла его как-то в минуту отдыха подле бахчи и вывела на корочке молодого кавуна: «Кушайте на здоровьичко, добрые люди! Цей кавун ростила Наталка Мельниченко, ланковая Рушниковского колгоспу».

За делами-заботами девушка забыла о своей «монограмме» на кавуне. А год на бахчах выдался первостатейный. Кавунов уродилась тьма-тьмущая. И все как на подбор, что по весу, что по вкусу. Тронешь щелчком по кожуре — звенит, как струна на бандуре, прикоснешься ножом — сам раскалывается надвое, а внутри — боже ж ты мой! — кровь с молоком, мед с сахаром! Положишь в рот — тает! Вот какие кавуны вырастила звеньевая Наталка!