Пронька и не отнекивался. Попутал его бес с этой иконой, продал приезжавшему с Павлом человеку. И хошь бы за деньги! За водку, которую тот принёс из багажника машины. На поминках не хватило, пили с Веркой эту водку почитай всю ночь. Час назад глаза и продрали, опохмелиться не успели, как понесли ноги к Прибылихе за «стеклорезом». Забыли и про Новый год, что и тридцать первое число уже на дворе. У заколоченного окнами магазина на людях только и вспомнили, что Новый год на носу…
— Та шо ж это, Божечка?! Та как же мы жить таперь станем? — запела-запричитала Верка Автолавка.
Пьяненькая, она повесила из безалаберности махотку для рук над включённой электроплиткой с открытой спиралью, гвоздь в стене над плиткой для сковородки. Махотка упала, когда хозяйка удалилась из кухни вслед за мужем. Сухой избе много ли надо? Искры достаточно.
— Баня целой осталась, в ней перебьётесь. А то и домов пустых вон сколько. Растопляй печь и живи. Или вон в дом Фимы поселяйтесь, — рассудил здраво Пётр Еремеевич.
Рассудил и пошёл в сторону своего двора. В хмурых небесах дым от пожарища чёрным змеем вытянулся к Шишиной горе. Там, над Фиминой свежей могилой, дым обдался о невидимую преграду, заклубился, круто пополз выше Шиши грибом в небеса над долиной Кана. И Пётр Еремеевич ахнул: в небесах дым стал терять черноту, обращаясь на глазах в паровое облако, очень похожее очертаниями на Богородицу с младенцем на руках. Небесная икона поволновалась скорбно, будто жалея неразумных людей, и медленно растворилась в заоблачной выси.
28 ноября 2019
