Путешествие «Морского ястреба» прошло сравнительно гладко, не считая эпизода с Тернером, внезапно очнувшимся от пьяного угара в полном смятении, бормоча про какой-то нож, который куда-то дел и который понадобился ему немедленно. Порывшись в своих вещах, он извлек на свет нож с черной костяной рукояткой и довольно изящным лезвием. Он приносит беду, настаивал Тернер, и достался ему при странных обстоятельствах. Доведя себя до неистовства, бедняга бросился к борту и швырнул нож в воду. Потом он понемногу успокоился, а корабль тем временем добрался до Ньюкасла.
Члены экспедиции покинули судно вечером. Как и было договорено, их встретил мистер Сандерсон и проводил до постоялого двора на окраине города, где, по его мнению, им никто бы не помешал отдыхать. На данном этапе от них мало что зависело. Фосс ехал с Сандерсоном. Беседа не клеилась, сухие реплики обоих не могли выразить всего, что было у них на душе. Оба испытывали неловкость и предпочли молчать всю дорогу. Впрочем, ни тот, ни другой не были в обиде, и вскоре сблизились, погрузившись в непривычную жизнь постоялого двора с его пятнами желтого света, запахами мочи и жареного мяса, лаем пойнтера и маловразумительными советами пьяницы-завсегдатая.
Задерживаться на постоялом дворе им не пришлось, поскольку мистер Сандерсон пригнал лошадей, на коих путешественникам утром предстояло отправиться прямиком на его ферму в Рейн-Тауэрс, путь до которой занимал не один день, а закупленное в Сиднее оборудование и поклажу неспешно перевезли бы на телеге, запряженной волами.
Фосс согласился с этим вполне разумным планом и наутро после прибытия присоединился к своему хозяину во главе кавалькады, отправившейся в путь из Ньюкасла. Больше всех радовался юный Гарри Робартс, ведь ему еще не доводилось ездить верхом. Он гордо восседал, обозревая плодородные угодья поселенцев и вдыхая ароматы таинственного буша, который выступал из голубой дымки по мере приближения, окружал их со всех сторон и гасил голоса. Вскоре раздавались лишь звяканье упряжи, крики птиц и ерзанье Гарри Робартса, чьи ляжки пульсировали от боли – монотонной, бесконечной, ритмичной как ход часов.
– О господи! – стонал он, крутясь с боку на бок и тщетно пытаясь облегчить боль.
Вокруг расстилались пастбища и буш. Сверху сияло жаркое красное солнце, падая на шишковатую голову Гарри.
Местность была Фоссу знакома, поскольку из залива Моретон и северных земель он возвращался сушей, однако немец проникся торжественностью момента и озирался с таким видом, словно он здесь впервые. Вокруг расстилался идилличный и живительный пейзаж. Фосс с удовольствием упивался этим незамысловатым, но действенным лекарством. Иногда путники сворачивали с дороги и ехали напрямик по проложенным в буше тропам, безмолвно ступая по траве. Их безмолвие ничуть не походило на звенящую тишину одинокого путешествия сквозь бесконечность. Немец не раз испытал это на себе и даже устал от погружения в глубины собственной личности, в черные шипастые дебри. Люди давно проторили здесь тропы. На стволах косматых деревьев кое-где виднелись бледные шрамы. Сейчас Фосс следовал по чужим стопам и ничего не имел против. Мир богов становился миром людей. Члены отряда вереницей ехали за Фоссом, почти все как один опустив головы. Их кашель больше не вызывал у него раздражения. Впереди виднелась длинная, тощая и весьма цивилизованная спина мистера Сандерсона.
