Мужчина и женщина шли по траве, еще не остывшей после жаркого дня. Гладкие, прохладные листья приятно остужали их лица и тыльные стороны ладоней.
– Эти камелии дядюшка посадил в молодости, когда приехал сюда, – проговорила Лора Тревельян. – Их пятнадцать сортов, как и видов мутаций. Этот куст самый большой. – Она потрясла ветку, словно неодушевленный предмет, ведь куст был ей хорошо знаком и потому не требовал церемоний. – Он белый, а на одной ветке цветы с мраморными крапинками, как на краях надгробной плиты.
– Интересно, – заметил немец.
Ответ его прозвучал неразборчиво, сливаясь с вязкой темнотой, которая их окружала.
– Значит, отвечать на мой вопрос вы не станете? – спросил он.
– Ах да, – воскликнула девушка, – вы еще помните мое нелепое утверждение! Хотя в некоторой степени это правда.
– Тогда рассказывайте.
– На правду обижаются все, и вы не станете исключением.
Теперь оба знали, что это должно случиться. Соответственно, когда она заговорила, чувство неизбежности, которое они испытывали, заставило ее голос звучать так, словно она читала с листа, только лист этот находился перед ее мысленным взором и чернила были невидимыми; и когда она заговорила, обоим стало очевидно, что запись в ее сознании начала складываться с первого момента их знакомства.
– Вы такой необозримый и неприглядный, – повторяла Лора Тревельян, – что я представляю вас как пустыню со скалами – скалами предубеждений и, да, даже ненависти. Вы очень обособленный. Поэтому вас приводит в такое восхищение перспектива исследования необитаемых земель, где ваша особенность воспринимается как нечто само собой разумеющееся или даже усиливается. Иногда вы расточаете теплые слова или отрывки стихов людям, которые вскоре осознают их иллюзорность. Все существует только для вас. Человеческие эмоции, когда они вас посещают, вам очень даже льстят. Если эти эмоции высекают искры из других людей, вам тоже становится приятно. Но более всего, думаю, вам льстит ненависть или даже просто раздражение тех, кто слабее вас.
– Вероятно, вы меня ненавидите? – спросил Фосс из темноты.
– Я от вас в восторге! – рассмеялась Лора Тревельян с такой искренностью, что ее признание вовсе не прозвучало нескромно. – Вы – моя пустыня!
Раз или два руки их соприкоснулись, и он почувствовал, как сильно она взволнована.
– Я рад, что меня не заботит ваше мнение, – сказал он.
– Вас не заботит ничье мнение! – воскликнула она.
Фосс удивился неистовости чувства этой юной девушки. При подобных обстоятельствах сожаление было для него роскошью, которой он не собирался себе позволять. Кроме того, его не покидала вера в собственную непогрешимость.
