К тому времени уже принесли сладкое: хрупкие корзиночки цвета жженого сахара с пышными шапками безе. Когда крупная, плотная и в то же время задумчивая женщина, которая прислуживала за столом, поставила между ними креманки с айвовым желе, Фосс убедился, что это действительно милое блюдо гранатового цвета, с желтовато-зелеными ромбиками и немного неуклюжей звездой того же цвета – семечком ангелики.
Немец посмотрел через стол на племянницу, которая явно избегала его весь вечер, хотя до этого момента он и не испытывал потребности в ее внимании. Вовсе не намереваясь язвить, он улыбнулся и спросил:
– Если вы не поняли стихотворение на уровне слов, как же вы его истолковали?
Лора Тревельян чуть нахмурилась.
– Вы сами придумали оправдание, которое всегда следует применять к поэзии, – ответила она.
Именно в тот момент увлеченные застольной беседой гости были совершенно глухи к разговору немца и девушки, которые не виделись с пикника у Принглов и теперь сошлись так близко, даже ближе, чем хотелось Лоре.
Однако она улыбнулась в ответ и проговорила:
– Позвольте мне не раскрывать моих секретов.
Фосс задался вопросом, действительно ли она искренна или кокетничает с ним, но, поскольку за обедом он изрядно выпил, ему было все равно. Лицо Лоры пылало в свете свечей то ли из-за возбуждения, то ли из-за чувствительности, на которую она намекала и которую он отчасти презирал, так как не мог раскрыть ее тайну.
Фосс изредка поглядывал на девушку, она же сидела, опустив голову, и знала, что рано или поздно ее настигнет некое откровение, которого она страшилась.
После того как леди по традиции покинули джентльменов, чтобы те спокойно выпили портвейна, и все заскучали, миссис Боннер с улыбкой атаковала мистера Топпа и спросила, не сыграет ли он что-нибудь. Совершенно очевидно, что именно для этого его и пригласили. Поскольку он давно привык, то не был ни удивлен, ни оскорблен, и отправился к фортепьяно с таким облегчением, что чувства хозяев были бы уязвлены, если бы они дали себе труд заметить. Миссис Боннер тем временем создавала скульптурные группы. В этом ей не было равных: выманивать из плоти скрывающийся под ней мрамор. Итак, гости застыли точно приколотые булавками к предметам мебели. Обретя над ними контроль, миссис Боннер стала почти счастлива. От нее ускользали лишь мысль и музыка. И вот она маячила теперь посреди гостиной, и на лице ее читалось подозрение: что-то она упускает. Если бы она могла понять, в чем тут дело, если бы она могла обратить бесконечность в камень, то с довольным видом уселась бы в свое любимое кресло, любуясь расставленными статуями, и положила бы ноги на маленький расшитый бисером табурет.
