Позже, когда воздух начал густеть, двое всадников приблизились к пресловутому водопою – череде водяных, точнее, грязевых ям или заболоченных низин, откуда взлетело несколько важных пеликанов, оглашая окрестности протяжными звуками, похожими на скрип корзины.
– Вон они, овцы, – указал владелец поселения.
Сперва эти грязные опарыши едва виднелись среди желтой травы, потом зашевелились, двинулись кругом, затопали ногами.
– Суровые животины, – заметил Бойл, – как и ваше предприятие, кстати. Я рад, что за него взялись именно вы, – добавил он, шмыгнув носом, как мальчишка.
– Убедить других в необходимости своих потребностей практически невозможно, – проговорил Фосс. – Считаете ли вы, что вчера ночью были достаточно убедительны, когда пытались объяснить нам свои?
– Я? Что?! – воскликнул Бойл, гадая, не отличилось ли вчера его глубинное «я» какими-нибудь недостойными признаниями или даже действиями. Он подозревал нечто подобное, но вспомнить не мог ничего. – Знаете, ночные откровения сильно разнятся с тем, что человек говорит при свете дня.
Он возмутился и покраснел, тщетно пытаясь восстановить в памяти тот разговор.
– Понятия не имею, о чем вы говорите, – заключил Бойл.
В такое спокойное и благодатное утро Фоссу не захотелось возвращаться к вчерашней беседе.
Тем временем заросшие желтоватой шерстью овцы толклись и бродили кругами. Двое пастухов-аборигенов стояли вдали и не выказывали ни малейшего желания подойти ближе.
– А вон там, полагаю, козы, – указал Фосс.
– Что? Ах да, козы, – ответил Бойл.
Около сотни этих животных собралось на дальнем берегу второго водоема, они карабкались и соскальзывали со стволов поваленных деревьев, тянули шеи за листвой, почесывали рогами труднодоступные места тушки, бодались друг с другом или сонно жевали жвачку. При появлении всадников козы не знали, бежать им или нет, поэтому стояли с улыбками на губах, с вежливым любопытством вглядываясь в лица и в души людей.
– Потомки дикой козы, – довольно сердито сообщил Бойл.
– Возможно, – ответил Фосс, которому козы нравились.
Старая коза смотрела на него так пристально, словно смогла постичь его тайну: он человек лишь обликом. Фосс протянул было руку к тонкой бороде, и коза ринулась прочь вместе с остальными животными, радостно блея и роняя черный помет.
– Пойдемте, – позвал Бойл.
Фермер с удовольствием придрался бы к чему-нибудь и раскритиковал немца, однако тот укрылся под покровом доброжелательности. Возвращаясь домой, Фосс расспрашивал о местной флоре и фауне, причем был безупречно тактичен. На лице его играла ровная улыбка, в уголках глаз собрались добродушные морщинки.
