Падение Икара | страница 48



— Оставь, отец мой! За меня отомстят те, кто сильней людей. Уходи. Благодарю тебя за все. Возьми с собой Патрокла (это был молосс Метелла). Кончайте, зачем пришли…

Когда Никий вспоминал впоследствии о том, что происходило дальше, ему казалось, что он видел все это в каком-то страшном сне, от которого не можешь проснуться.

Метеллу всадили в горло меч. Гету прирезали тут же. Патрокл с диким воем бросился на убийцу хозяина; с собакой покончили несколькими ударами кинжала и швырнули ее труп на труп Метелла. Рабы разбежались сразу же; полными хозяевами усадьбы остались шумные игроки в кости, соседи Никия, и несколько человек солдат, пришедших с ними вместе. Один солдат, человек непомерной силы, схватил каменную скамью и с хохотом бросил ее в статую Аполлона, бесценную вещь, вышедшую из мастерской Фидия[72]. Мраморные осколки посыпались с легким певучим звоном. Кто-то подобрал лежавшие свитки[73] и с размаху бросил их в бассейн; другой стал их вылавливать, утверждая, что там, наверно, есть заговоры от лихорадки и дурного глаза. Худой смуглый нумидиец маленьким булыжником сбил гнездо ласточки, прилепившееся к карнизу перистиля. Птицы с тревожным криком стали виться вокруг. Варвару его занятие, видимо, понравилось, и он стал сбивать одно гнездо за другим.

Из дома несся грохот и треск: разбивали сундуки и ларцы, искали денег; отдирали золотые пластинки с кроватей, выковыривали ножами инкрустацию из слоновой кости и черепашьих щитов. Стол драгоценного цитрусового дерева[74] вытащили в перистиль, чтобы лучше разглядеть его, и вокруг него разгорелась жестокая ссора. Центурион (командир пехотной сотни) заявил, что стол принадлежит ему, но его никто и слушать не захотел; одни солдаты предлагали разрубить сплошную круглую доску стола, другие — бросить жребий, кому взять доску, кому толстую подставку из слоновой кости, на которой утверждена была доска. Дело дошло до драки; в ход пошли ножи и мечи. В суматохе свалки никто не заметил, как Деметрий, державшийся в стороне, дал быстрый знак людям, тихонько прокравшимся в сад с заднего хода: они исчезли со столом так же бесшумно и ловко, как и появились.

Погром продолжался долго. Никий сидел на дереве, едва дыша от страха, горя и негодования. Когда убийцы ушли и голоса их замерли вдали, он еще долго не решался слезть и только в сумерках спустился со своего убежища. Горько плача, поцеловал он убитых, собрал все цветы, которые уцелели в саду, осыпал ими тела людей и собаки и побежал домой, едва разбирая дорогу от слез, застилавших глаза.