Едва Дионисий перешагнул за калитку, как навстречу ему кинулся хозяин «Слона», смуглый взъерошенный невысокий человечек, у которого, казалось, ни руки, ни ноги, ни глаза, ни язык не знали и минуты покоя, но действовали как-то все самостоятельно, независимо друг от друга. Дионисий не успел и поздороваться с Ларихом, как ворох слов, жестов, восклицаний обрушился на него:
— Ну и дела! Ты слыхал, Дионисий? Сулла-то возвращается из Азии! В черный день покинул я свою Фессалию[15]!.. Зачем ты здесь? Врач, ученый человек, чего тебя сюда принесло? Я-то понятно — дураку богатства захотелось. Гермес[16]-покровитель! Да тут не то что богатства — десять сестерций[17] не успеешь положить в сундук, как и сундука не будет, и тебя не будет! Вот этих цыплят, Дионисий, — он трагическим жестом протянул руки к веселой стайке, мирно копошившейся возле колодца, словно хотел обнять ее, — и тех не будет! Препожаловал ко мне утречком гость дорогой, солдат великого полководца. Кто-то ему в дороге хорошенько бока намял, да пошлет Зевс удачу этому благодетелю! Едва, знаешь, приплелся, весь в крови, а крику, а ругани, а шуму! «Скорее горячую ванну, свиное вымя, гусиную печенку, павлина!» Если, думаю, ты жареную курицу когда ел, так и то только краденую. Он, видишь ли, друг и советник самого Суллы — с кем, правда, разбойнику и советоваться, как не с разбойниками! — отправлен от него с секретными поручениями. Я с ног сбился: то не так, это не так! Умылся, смыл кровь с лица, гляжу — ну, знаешь, кабанья морда, и всё тебе! Зажарь, обложи колбасками, полей соусом, а в зубы дай пучок петрушки — украшение для пира, да и только. «Фалерна[18], говорю, великий воитель, нет, не ждали тебя, не приготовили». Поставил ему этой римской дряни, правда чистой: воды не подливал; вылакал за милую душу, а арретинский[19] кубок себе за пазуху! Десяток яиц слопал! Проглотил, как десять маслин, а у меня ли яйца не крупные!
— Ты меня к нему позвал? — удалось наконец Дионисию прервать хозяина.
— К нему? Я тебя скорее к своей свинье позову! Уехал голубчик, уехал всем на радость! Нога-то у него не ходит: «Запречь мне реду! Четверней! И чтоб мулы как один! Мне к вечеру надо быть в Риме!» Я скорее к соседу, к Ириску, это малый не промах: «Всемилостивейший господин, реды у меня нет, да и кругом не найдешь. Не ехать же такому великому воину в повозке с быками! У меня есть только мул, хорошо ходит под седлом: к вечеру, великий, доставит тебя в Рим!» Понимаешь, врет — не запнется! Разглядел, что у воителя-то меч — тю-тю, нога не ходит, — бояться нечего. А болвану невдомек, что никакой мул пятьдесят миль за день не сделает. А Приск разливается: такой мул, сякой мул, только его надо подкормить, а купить сена не на что, со вчерашнего дня скотина голодная (а я этого мула сегодня со своего лужка пугнул: нечаянно будто зашел — ну врет, конечно, сам туда загнал), дай ассов пять. Умница парень! А я не догадался взять вперед — ну и не получил ни гроша! Поел, попил, стянул кубок и был таков. Ну, слава Зевсу, хоть убрался!
