Падение Икара | страница 12



— Значит, Митридат[20] побежден?

— Побежден! Ты, Дионисий, как ребенок! Скажет тебе такой разбойник, что их побили? У них только победы! Они самого Зевса с Олимпа стащат и там со своим Суллой устроятся. Поражений у них не бывает. Послушал бы ты его! Уж каких подвигов он не совершил! Хвастался, хвастался… Куда Александру Македонскому! Ему, бедному, только бы щит за таким воином носить да бляхи ему на поясе чистить! А я вот тебе шепотком расскажу, что мне тут прохожий человек рассказывал шепотком тоже. Ты знаешь, сколько Митридат римлян вырезал? Тысяч сто! Да-да! Метались они, как кролики в загоне. Тоги-то[21] свои долой, долой, долой; задними воротами кто к соседу, кто куда: одолжи, мол, свой плащ — такой расчет, что волка не узнают, если он на себя баранью шкуру напялил! Да надень римлянин десяток греческих плащей, его все равно видно! Волчьи зубы не спрячешь! По заслугам получили кровопийцы. Нет, думаю, в Азии человека, чтоб от них не плакал! Проклятый народ! Проклятая страна!

— Так ты меня все-таки к свинье позвал?

— Да что ты, Дионисий! Дай тебе толком рассказать. Куда торопишься? Уехал наш побитый вояка — часика не прошло, жена еще и хлеба напечь не успела, — новое явление! Высокий, в темном плаще, тоже прихрамывает, на палку опирается — а палка прямо как палица у Геракла[22], — голос тихий, не крикнет, не рявкнет, вина с водой выпил, отщипнул одну виноградинку, другую; деньги на стол, да не как-нибудь — за три дня вперед. «Раны у меня, говорит, старые разболелись; нельзя ли, хозяин, пожить у тебя дня два-три? Сколько платить?» Ну, я немножко прибавил. Суллов-то разбойник ничего не заплатил — на одном потерял, на другом заработай. Слова не сказал: «Покажи, говорит, комнату, я лечь хочу; лихорадка у меня начинается, хорошо бы врача». Я его скорей в лучшую спальню; да вот и послал за тобой… Подожди, подожди! Поглядел я на этого человека: тихий, овцы не обидит, а у меня, знаешь, по спине холод так и ходит. От первого-то воителя меня не знобило. Поди погляди на него: может, и тебя холодом обдаст.

Тит Фисаний

Подействовала ли на Лариха двойная плата, которую он взял с незнакомца, испугался ли он его по-настоящему, но только спальню ему он отвел действительно лучшую, куда он пускал только самых важных гостей. Это была маленькая комнатка с квадратным маленьким окошечком бей стекла, с деревянной ставней, приделанной изнутри. Окошечко выходило в огород, и крепкий аромат теплого осеннего вечера стоял в комнатке. В углу находилась кровать на точеных деревянных ножках с крохотными кружочками из слоновой кости, искусно вделанными в дерево (Ларих очень гордился этой кроватью); возле кровати на низеньком круглом столике, ножки которого местный помпейский столяр хотел сделать в виде львиных лап, но сбился на что-то напоминающее скорее конские копыта, был поставлен самый большой в гостинице светильник — лодочкой с десятью фитилями, Ларих зажег, правда, только два. Простая табуретка довершала убранство комнаты.