Падение Икара | страница 10



— Я думаю, хватит. У Разбойницы — пожалуйста, а на поросятах ничего не рисуй; пометь их просто кружками или треугольниками. Возьми сурику — будет видней.

— Хорошо. Я ведь и для Гармиса старался. Он сам с Нила — ему будет приятно видеть родные места.

— Хотя бы на поросятах. — Старик невесело усмехнулся. — Вот что, Никий, я ухожу к больному и, боюсь, пробуду у него долго. Не забудь спустить Негра и накормить его.

— Негр — мой друг; я скорее останусь голодным сам.

— Очень хорошо. Поможешь Гликерии вымыть посуду и не будешь ее смущать, приглашая Негра в помощники. Так?

— Так.

— Ложись спать у ворот. Я вернусь очень поздно; откроешь мне. Не надо будить Гармиса: старик устал за день.

— Дедушка, ты ведь тоже старенький и тоже устал. Подумай, сколько тебе идти! Ты к Лариху? Ведь далеко!

— Видишь ли, я свободный человек и всегда был свободным. Гармис раб и с детства жил в рабстве. И в каком рабстве! Пусть хоть в старости почувствует он, что к нему относятся по-человечески. Он в дубовой роще?

— Да. Пасет Разбойницу. Я перемечу поросят красными кружками. В кружке будут две точки — как глаза. Можно пририсовать нос и рот? Все будут одинаковые, совсем одинаковые.

— Хорошо, рисуй. Заставь Гармиса выпить на ночь козьего молока. Спору поможешь перевязать ногу. Боги да благословят тебя, мой мальчик! — Дионисий погладил Никия по голове и вышел за ворота.

У Лариха

Гостиница «Большой слои», как величал Ларих свой скромный постоялый двор, была выстроена на бойкой дороге, шедшей из Помпей[13] в Нолу. Над воротами в стену была вделана широкая вывеска с изображением слона, когда-то белого, но уже сильно выгоревшего и посеревшего; слона вел негр, которого художник, плохо справлявшийся с пропорциями предметов, изобразил таким великаном, что голова его закрывала слону глаз. (Негр этот так поразил воображение Никия, что черного лохматого щенка, найденного под оградой усадьбы, он сразу же назвал Негром.) У ворот под навесом устроен был водопой; двое серых маленьких осликов не спеша потягивали воду из широкого корыта; хозяева их, занятые оживленным разговором, сидели рядом на длинной каменной скамье, защищенной навесом от солнца. Увидев Дионисия, они встали, кланяясь ему почтительно и весело: вся округа любила и почитала врача, который никогда не отказывал в помощи, лечил внимательно и с любовью, часами просиживал над больным, будь то богатый землевладелец или нищий колон[14], и ни за что не брал платы (дом, где он соглашался взять корзиночку маслин или кусок свежего козьего сыра, считал себя удостоенным великой чести).