— Дом пуст. Никого. Пойдем посмотрим.
Я решил последовать его примеру.
До чего же неприятное чувство осталось у меня после этого посещения! Дом действительно был пуст. Немой, застывший, словно из него вынута душа. Чердак был завален упавшими трухлявыми стропилами и заплесневелыми балками. В углу лежала кучка очень старого сена.
Мы спустились по крутой лестнице в хлев. Такое же запустение. В яслях среди прелой соломы валялась старая упряжь. В разных местах стояли бочки с вышибленным дном, лежало несколько джутовых мешков. Мы проникли в кухню — длинное помещение с низким потолком и земляным полом. Колченогий стол, старый буфет из почерневшего дерева да еще два стула с рваными соломенными сиденьями — вот и все убранство. Нужно добавить еще две табуретки да полдюжины надтреснутых тарелок, стоявших на доске над каменным столом. Пол был старательно выметен. В печи собрана в кучку зола. Каждая крошка была подобрана. Жилище, достойное скряги!
Наверху мы обнаружили комнату с голыми стенами. В ней стоял лишь стул да лежал соломенный тюфяк. В стенном шкафу висела старая залатанная одежда.
Мы молча продвигались, зажигая спички, чтобы знать, куда поставить ногу. Это был поистине пустой, заброшенный дом. Меня охватило какое-то странное чувство: мне казалось, что в этом грустном жилище никогда не было живой души, что там обитал не человек, а какой-то призрак… Я совсем не боялся, но хотел скорее покинуть это мрачное место, бежать из этого безликого дома.
Ничего не трогая, мы быстро выскользнули из дома. Теперь нам в лицо дул свободный ветер, лес источал запах древесной смолы, нас окружали знакомые луга и скалы.
Глава восьмая
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НОЧЬ
Жизнь в горах текла размеренно и спокойно. Она почти не изменилась. В глухом горном селении еды пока хватало. Картошки, каштанов, гороха, сушеных бобов, муки — вдоволь. Молоко было всегда. Мед в ульях не переводился. Вот только одежда, обувь, инструменты, велосипедные и автомобильные покрышки выдавались по талонам и были плохого качества.
Война могла бы казаться очень далекой, если бы радио, газеты и письма не приносили в дома печальные вести. В каждой семье ждали писем: кто от сына, кто от отца, попавшего в плен, кто от родственника, который исчез бог знает куда или бедствовал в оккупации.
Немцы продвигались по русским равнинам. Они дошли до Кавказа. Население захваченных земель терпело ужасные лишения.
Рассказывали, что в винодельческих районах Лангедока жители вынуждены питаться похлебкой из крапивы. Отовсюду шли слухи об арестах, об эшелонах с людьми, отправляемых в концентрационные лагеря Германии. В Париже на стенах домов расклеивали красные афиши с именами расстрелянных заложников.
