— Ты только не говори об этом Юльке, — попросил я Наташку. — Иначе она тогда Серёгу живьём съест.
— Да, мы такие! — усмехнулась та. — Ладно, поняла. Но всё-таки, неужели ничего нельзя придумать? Где хоть этот остров, как там его?
— Кос? Он в Эгейском море, совсем рядом с Азией, — подсказал Велтур, хорошо подкованный в географии античного мира.
— Это аж за Грецией? Севернее Египта, но в том же дальнем конце моря? — и я с географией тоже в ладах, но простому солдату-наёмнику ведь не пристало быть грамотнее сына олигарха, так что мы изобразим малограмотного солдафона. Я даже пальцем ткнул примерно в восточном направлении для пущей убедительности.
Усмехнувшись, пацан подтвердил правильность моих прикидок на пальцах. А мы с Васькиным, переглянувшись, подмигнули друг другу, поскольку подумали об одном и том же. Не так уж и далеко этот Кос от того Египта, в который нам так или иначе предстоит со временем прогуляться.
— А эта косская ткань — точно косская или тоже привозная? — поинтересовался я.
— Я читал у Аристотеля, что там и делают, — ответил Велтур, немного подумав. — Аристотель пишет, что после походов великого Александра на Кос попали рабы из Индии и стали делать там такую же ткань, как делали у себя на родине.
— А из чего? Что они для этого выращивают? — я прикинул и решил, что знать о шелковичном черве для наёмного солдафона тоже несколько чересчур.
— Собирают коконы каких-то гусениц, щипают их как-то и прядут из них нить, а уже из неё ткут. Подробностей никто не знает, это их тайна.
— Какой-то у них местный дикий шелкопряд, — задумчиво проговорила Наташка по-русски. — Скорее всего, дубовый. Тутовый здесь не водится…
— А дубовый водится? — спросил я её.
— Должен водиться. Он везде водится, где дубы есть.
— А зачем тогда тутового из Китая вывозили, когда дубовый есть?
— Дубовый хуже. Коконы очень плохо разматываются, нить в них спутанная — уметь надо с ними обращаться…
— Ты уверена?
— У меня ведь специальность по образованию — лесное хозяйство. Этих диких шелкопрядов мы изучали по основной программе — как насекомых-вредителей. А потом факультативно изучали и лесное шелководство, и я этим вопросом интересовалась.
— Местного дикого шелкопряда ты распознать сумеешь?
— Да хоть сейчас… Ой, там же эти слепни!
— Режем ветки! — я достал кинжал и подал пример.
Нарезав кинжалами свежих ореховых веточек с листьями, мы закрепили их на одёжке и на конской сбруе и избавились таким образом от опасности налётов с воздуха. Потом, погрузившись в медитацию, я нащупал наконец-то и тутошних крупных стрекоз, подходящих нам для «истребительного сопровождения». Здесь, в Северной Африке, это какой-то другой вид, не тот, что в Испании, отчего я и не нащупал их сразу. Наши и Велия с Велтуром вскоре это заметили и заулыбались, и только Наташка, в том горном походе не участвовавшая, поскольку оставалась с Юлькой на руднике, ничего не поняла. Впрочем, её-то я стрекозами и не прикрывал, учитывая её боязнь абсолютно всех членистоногих. Хватит с неё и ореховых веток, которыми мы её увешали особенно щедро.
