— Не, ну прям в натуре шёлк, — бормотала она. — Грубоватый, но шёлк…
На бабьи тряпки мне всегда было плевать и чихать, но тут, раз такой ажиотаж, невольно пригляделся и я, силясь понять, что за шум, а драки нету. Ну, пожалуй, насчёт «грубоватый» — это если с современным сравнивать, то Наташка права, а если с местными античными тканями — тоньше я ещё не видел.
Не так, чтоб совсем уж полупрозрачная, но слегка просвечивает, представляя собой чисто символическую одёжку ради приличия. Тонкая, поблёскивает — ну, раз говорят, что шёлк, значит — он и есть. Бабам ведь уж всяко виднее, из-за чего там с ума сходить. А Наташка уже на грани. Ей плевать уже и на противонасекомьи функции, её сама фактура ткани на бешеную зависть прошибает. Сама-то она в хлопковую ткань вырядилась, что ткут в финикийской Мдине на Мальте — единственное пока что место западнее Египта, где выращивают собственный хлопок. Тоже дефицит и стоит соответственно, и Наташка с Юлькой жутко гордились своими обновами перед соседками. А тут такой облом!
— Это же из Китая?
— Из какого Китая? — не поняла Велия.
— Страна такая, очень далеко на востоке, оттуда такие ткани привозят, — пояснил я ей.
— Нет, с востока привозят морем в Египет похожие ткани, только ещё потоньше этой. Говорят, из Индии, страшно дорогие. А у меня косская ткань — тоже очень похожа на ту индийскую, но попроще и подешевле.
— Подешевле — это насколько? — тут же прицепилась Наташка, делая охотничью стойку, и Володя страдальчески сморщился, предвидя дальнейшее…
— На вес золота. Индийская ткань обычная, чуть получше этой косской, стоит полтора веса золота, а самая тонкая — уже два. Хотя бывают и за три веса золота, если с вытканным узором.
— А твоё платье сколько стоит?
— Моё? Ну, выкройку и пошив наши домашние рабыни делали, а за саму ткань папа почти тридцать статеров отдал…
— Мыылять! — выдохнули мы хором.
— И мечтать о ней забудь! — добавил Володя Наташке, которая сама настолько офонарела от названной суммы, что даже и не возмутилась.
И было отчего! Золотой карфагенский статер — это же пятнадцать серебряных шекелей. Нашим мужикам Арунтий платит по пять шекелей в день. Три дня надо служить за один статер, умножаем на тридцать — девяносто дней, три месяца. Вот если все эти три месяца не есть, не пить и не платить за квартиру — только тогда и наскребёшь купилок на такое «платьице». Я как старший нашей четвёрки получаю семь шекелей в день, но и для меня такая цена — как обухом по башке. Есть, конечно, статеры, полученные в награду от Ремда в Кордубе, есть и камешки, хорошенько приныканные, дабы не светить их лишний раз и на лишние вопросы работодателя не провоцировать, но то у меня на серьёзные дела отложено, а не на такое баловство.
