Отстегнутые поножи и наручи полетели на пол, мне развязали руки и заставили снять сапоги. Борзой, лежа в сторонке, демонстративно поигрывал ножом, чтобы я не наделал глупостей. Покопавшись с подмышечным ремнем, Коптюк через голову содрал с меня тяжелый нательный доспех, за ним отправилась рубаха. Рыкцарь уныло скривился.
— Малявка.
Это не остановило его от следующего шага.
— Борзой, не поверишь, — замер он, разделавшись со штанами. — Пацан!
— Как?! А второй?
С Томы тоже грубо сорвали одежду.
— Ладно, хоть одна девка. Выкуп, конечно, резко уменьшается… если не узнать, почему пацана нарядили бабой. Неспроста же?
Три пары глаз вперились в меня:
— Рассказывай.
Почему нет? Малика же приняли? Эти на фанатиков не похожи, за все время — ни единой аллехвалы.
Хотя… у преступников вера в Бога как-то прекрасно уживается с криминальными наклонностями. Убив, ставят свечку или церковь. Молят о фарте. Колют купола.
Все же рискну.
— Не хотел умирать, — объяснил я. — Никто не удосужился проверить.
— Это же черт! — расхохотался Борзой.
— Если я встречу падшего, я убью его, — процитировал Коптюк. — Исполним закон?
Блеснул обнаженный меч. Страшно так блеснул, кровавыми отсветами живого пламени.
— Нашелся мне законопослушник, — успокоил Борзой приятеля. — В башне не знают, что он черт. Даже удочерили. Значит, можно требовать как за дочку. Вяжи его снова, от пацанов всегда неприятности.
Не дав одеться и даже прикрыться, Коптюк связал мне руки в запястьях и опрокинул на пол.
— Лежи, не рыпайся.
Легко подняв, Борзой перебросил Тому через плечо. Одна лапища придавила сверху, вторая подхватила протянутый Духаней факел.
— Не скучайте тут без меня.
Один из боковых ходов скрыл его силуэт, а к моему дернувшемуся телу прислонился меч Коптюка:
— Память короткая? Забыл, что велели?
Духаня следил за вскипающим котлом, Коптюк — за мной, а я — за ходом, куда Борзой унес Тому. Хотелось насадиться на вжатый в горло клинок. Останавливало, что тогда уже точно ничем не помогу — ни сейчас, ни позже, никогда. Умереть было не жалко, жалко было умереть без пользы.
Уже через минуту Борзой появился один, сапог пнул выступавшую булыгу:
— Вся в крови и какой-то слизи.
Глаза Коптюка вспыхнули непонятным огнем.
Борзой брезгливо передернул плечами:
— Снаружи! Противно до черта.
— Больная? — всполошился Духаня. — Заразная?
Занимаясь готовкой, он отложил мешавший меч в сторону, затем, перехватив мой взгляд, отодвинул его ногой дальше за себя.
