— Вот если бы ты, братушка, побывал у нас раньше, лет хотя бы десять назад, много бы ты увидел теперь такого, чего с одного взгляда человек не замечает. Увидел бы главное — как преобразилась и расцвела Болгария!
Это не фраза! Это жизнь, знамение времени!
В качестве собственного корреспондента «Правды» я прожил в Болгарии шесть с половиной лет. И мне понятны слова: «Вот если бы ты, братушка, побывал у нас раньше… Много бы ты увидел теперь…». Шесть с половиной лет — срок небольшой, если измерять время масштабом истории. Но какие исторические изменения произошли в жизни страны за эти годы, какие глыбы дел осилили и перевернули люди, обретшие свободу! Даже сама география Болгарии стала иной!
Народы-друзья и народы-братья вместе с болгарами радуются этим переменам. Они столь разительны, что их вынуждены признавать даже те, кому не по душе новый строй и уклад жизни. Один корреспондент английской буржуазной газеты, возвратившись из поездки по Болгарии, между прочим, писал: «В этой замечательной стране самыми недолговечными являются географические карты и путеводители».
Действительно, картографы и краеведы не поспевают за семимильными шагами республики. Карты и путеводители стареют, не успев увидеть света.
Освобожденный народ завидными темпами строит, творит… Болгария день ото дня молодеет!
Страна тысячи озер
Это было в июне 1954 года. Вместе с шофером корреспондентского пункта Лазаром Крыстевым, уроженцем Софийского поля, участником антифашистского движения и бывшим политическим заключенным, мы ехали из Софии в Рилу. День только начинался, но жара стояла нестерпимая. Не жара, а пекло. Воздух был сух, как в протопленной печи. Казалось, что нет в нем ни капли влаги, что многонедельный зной высосал ее даже из земли и камня, обратил в пар, поднял его к перистым облакам, а затем и их разложил на невидимые микрочастицы, не оставив на голубом шатре неба ни одного серого пятна. И только мутноватая пелена окутывала солнце, словно бы заслоняя все живое от его испепеляющих лучей.
Дорога вилась по краю русла Искыра, протекающего в ущелье между Средна-горой и Планой. На тридцатом километре от Софии тиски гор разомкнулись, и мы въехали в широкую котловину.
Подрулив к пологому каменистому берегу реки, Лазар неожиданно предложил:
— Окунемся?
— Да тут воробью негде пера намочить!
Речка почти пересохла. Вода не текла. Лишь по канавам да ямкам зеленели лужицы, затянутые тиной.
— А у нас говорят: «Нет реки глубже Искыра», — припомнил шофер болгарскую поговорку, в которой столько же шутки, сколько и грусти.
