Грун усмехнулся. В тот миг Витольд думал, что это самый чёрный день его жизни, но оказалось, что следующие сорок шесть лет были если не хуже, то несущественно радостнее. Метр Грун заставил учиться, он вообще умел заставлять. Только учёба в его понимании должна была быть почти круглосуточной, трату времени на развлечения магистр не понимал напрочь. Это был сплошной ежедневный кошмар — восемь часов занятия с мастером, восемь часов — занятия самостоятельно под присмотром сотворённого голема, а потом чтение любой книги из научной библиотеки по своему выбору, но не меньше семи часов… Де Торо выделял на еду и туалет один час в день… Сон? А сон мастер вообще посчитал напрасным времяпрепровождением — на него отводилось лишь два–три часа в воскресенье, и то только потому, что мастер просто не нашёл способа как можно его вообще элиминировать.
Только по прошествии многих лет Витольд узнал, что его учитель поражал своих коллег своей мизантропической натурой. У Груна никогда не было друзей или даже приятелей, что, впрочем, не мешало ему активнейшим образом вести интриги везде и повсюду, участвовать во всех вечеринках и вообще совать свой нос во все происходящие в Фионе события самым активнейшим образом.
Надо отдать должное Груну — несмотря на интенсивность и непрерывность занятий, Витольд не чувствовал физической усталости: метр основательно постарался над телом ученика. Однако накапливалось психическое изнеможение. Тут тоже мастер успел посуетиться, он её заменял болью, жуткой и интенсивной. Бич Кемерсона, как узнал Витольд позднее — специальная петля, непосредственно действующая на все болевые рецепторы организма, обычно вырубала сознание противника от чрезмерной боли. Страстный любитель этой петли, Грун достаточно глубоко видоизменил организм ученика, и теперь Витольд потерять сознание не мог, что никак нельзя было отнести к боли, которая ощущалась так же мучительно. В понимании де Торо он должен был учиться, а не отлёживаться без сознания.
Прошло сорок шесть лет. Очень–очень долгих лет ученичества, если учесть сколь много труда пришлось вложить Витольду в своё самосовершенствование, и сколько боли и страданий пришлось вытерпеть ученику по воле его воспитателя. Тем ни менее молодой маг уже чувствовал свои силы, позволявшие ему в известных пределах манипулировать астралом, но в то же время и появилось и понимание ограниченности своих познаний, как неизбежный спутник знания настоящего, не наносного, глубокого. Однако гораздо более удивительным можно считать то, что у ученика, пусть даже очень способного ученика, несмотря на изуверские воспитательные меры, проснулась непреодолимая тяга к познанию. Витольд если не смирился с тем положением в котором проходило его ученичество, то по крайней мере заставил себя привыкнуть к нему, хотя и казалось, что раз и на всегда заведенный порядок будет продолжаться до бесконечности. Однако в последние годы он уже не раз себя ловил на мысли, что всё реже и реже его учитель способен дать ему действительно новое знание.
