И обоих словно снова накрыла волна.
Если оса и садилась на бронзовые от загара плечи, Фей внимания не обратил.
Заставил его оторваться от Рагнейды резкий запах горелого. Это забытое на огне повидло обугленной коркой прикипело ко дну и стенкам таза. Мастер своротил посудину с треножника и, глядя на изогнутые ветки яблонь, сквозь которые поднимался бурый дым, с усмешкой произнес:
— Такое повидло пропало!
Ранки не ответила. Она сидела, прижимая к лицу подушку, ногтями вцепившись в фестоны наволочки. Спина ведьмы вздрагивала.
Квадрига подошел, отобрал у нее подушку и сбросил с кровати. Вытер ладонью мокрые глаза Рагнейды, оставив случайную полоску копоти на виске:
— Ну что ты хлюпаешь, глупышка? Ты самая красивая. И если кто-то скажет иначе — не верь.
Есть где-то мир… Но мне не нужен он,
Хотя красив: там ленты рек упрямы,
Отважны рыцари и непорочны дамы…
Но вовсе не они, а ты мой сон,
Из самых, тех, что милы и просты,
Но чем-то теплым верно тронут душу.
А если нужен мир — вот сказка, слушай,
В ней будешь повелительницей ты
Единорогов белых и цветных,
Лесных полян, где хороводят феи.
Ты — как они, но лучше и добрее,
А я — волшебный зверь у ног твоих.
Слова летели над садом, рождая мир куда более явственный, чем реальный. Они были сейчас сильнее любой магии, заслоняя от беды, боли и одиночества. Звоном лесных колокольчиков, паутинкой в каплях росы, серебряной нитью, связующей души прочнее корабельного каната.
— Я научу тебя, как защититься от тех, кто пытается проникнуть в твои мысли, — сказала Ранки внезапно.
Квадрига осторожно заправил ей за ухо волосы.
— Тебе нельзя колдовать.
— Для этого и не надо. Все просто. Ты можешь считать в уме доходы. Или мурлыкать дурацкую песенку. Или воображать себя камнем или деревом — как на них светит солнце или капает дождик. Просто стань ими внутри себя. Или, вот, кленовым листом. Вообрази каждую его прожилку, каждый зубчик; его глянцевитую поверхность снаружи или бледную изнанку. Представь его цвет, дырочки на нем, его запах, и звук, с которым он колотится под ветром. Мысленно сожми его в ладони. И тот, кто попытается заглянуть в тебя, увидит только этот лист.
— Ранки, я вижу только тебя. Так получилось. Что поделаешь…
…Слова к словам я складывать привык,
А ты заслушалась, мой сон сереброкрылый.
Но ты не хочешь мир, а только миг.
И ты его давно уж получила.
[1]В сети соглядатаев, раскинутой Квадригой на случай, если маги не поверили в смерть Рагнейды, не дрогнул даже краешек. Ведьма спокойно выздоровела, а мастер доделал маску. Близились осенние бури, и отплыть в столицу, где Ранки нашла бы помощь, стоило до них.
