— Белье мужское или женское? — спросил Марцелев деловито.
— Женское, — Марфа намотала прядь на палец. — Когда найдется та, что исцелит разбитое сердце, он смог бы…
И захлюпала, роняя слезы в чай.
— Тише, гражданочка, — похлопал ее по предплечью Кирилл. — Откуда оно пропало?
— Вон оттуда, — Эмма указала на полуоткрытую коробку на столе у стены. Под коробкой, шурша от сквозняка, трепыхались и поблескивали груды упаковочной бумаги; свисали кружевные капроновые ленты. Бледно-сиреневые. Определенно знакомый цвет. — Мы хотели взглянуть еще раз. Насладиться. А… а там…
— Во сколько это случилось?
— В четыре!
— В начале пятого, — не сошлись в показаниях Максик с Лозовой.
— Отмотайте по записи, — подала дельный совет кареглазая Эмма. — Крыся тогда как раз вот эту пел:
«Феромоны, дофамины,
Обними покрепче, милый,
Согрей меня,
Я вся твоя!»
Марцелев постарался не загоготать. Нельзя настраивать против себя свидетелей. «Крыся!» Ну, надо же! И почему мужик поет от женского лица?
— В шестнадцать двадцать две, — объявил дизайнер торжественно.
— Коробку кто-нибудь трогал?
— Я, — покаялась Марфа.
— Мы все, — уточнила Эмма. — Мы ее трясли. И под стол заглядывали. Там только целлофан остался.
— На коробке имелись повреждения? Механические, термические?
Все трое дружно покачали головами. Марцелев подошел к столу и, не притрагиваясь, осмотрел коробку с блестящим внутри целлофаном, груду подарочной бумаги и сиреневые ленты.
— Я пришлю экспертную группу. Вам придется пройти личный досмотр, сдать отпечатки пальцев и ДНК. Записи камер наблюдения тоже скопируем.
— Вы полагаете, что мы… мы… — побагровела Марфа.
Сыскарь сцепил пальцы:
— Я прошу вас об этом одолжении. Для пользы дела. Когда комплект был положен в коробку?
— В три мы показали его Патрикеевне… Ой…
Кир усмехнулся и сделал вид, что оговорки не заметил.
— Она дала «добро», и мы спустились на склад. Уложили его в коробку, но решили ее не закрывать.
— Пока не отметим, — Максик судорожно вздохнул. — А в 16.22 его уже не было.
