— Нет, что вы, продолжайте…
— Итак, достойной награды за свой труд. И морального удовлетворения. Как раз сейчас в городе находится с гастролями певец Дориан… э… — дама полистала календарь на столе и продолжила с придыханием, — Кристиан Грэй.
Кир задумался, не сводя с директрисы глаз: если этот артист так тебе нравится, что ж ты имя-то его запомнить не можешь?
— И на собрании нашего творческого трудового коллектива было решено назвать комплект белья в его честь и приурочить первые продажи к премьере. И что?
Марцелев выжидательно подался вперед: и что?
— Буквально накануне наша гордость исчезает! Она даже не была выставлена в торговый зал!
— Тогда кто-то из своих.
— Да как вы можете! — запунцовела дама. — Это исключено! Мы собирались, мы уже и коробку, и ленты… в тон.
— Место преступления я могу осмотреть?
Директрису словно остановили на скаку. Она долго, одышливо тянула в себя воздух, а потом нажала кнопку селектора:
— Майя, кофе.
— Иду, Гликерия Патриковна.
Секретарша процокала каблучками, направляя перед собой летучий поднос с сервизом. Кофе латте, тростниковый сахар, бело-розовый зефир, цветные мармеладки; упитанные мишки из шоколада… Подмигнула сыскарю.
— Пейте, — указала на поднос директриса. — Майя, вызовите Эмму Даниловну. Пусть покажет господину Марцелеву склад.
Воображение мигом нарисовало Кириллу сутулую особь в затрапезном халате и шлепках, с серым хвостиком стянутых резинкой волос, мышью, бледной молью скользящую по мрачным складским проходам. И ошиблось. Эмма Даниловна оказалась яркой, резкой красавицей с восточными чертами смуглого лица и копной вьющихся, густых смоляных волос. Подчеркнутые алой помадой полные губы, жгучие карие глаза с ресницами врастопырку, алый лак на ногтях ухоженных пальцев; черное платьице под Коко Шанель и умопомрачительный бюст. Сыскарь сглотнул и подумал, что эта дама ассоциируется у него с женой Сальвадора Дали. Так и хотелось засветить на большом рекламном дисплее над столом: «Гала — праздник каждый день!»
Да и склад ничуть не походил на продукт воображения. Светлый, маленький, исключительно чистый, с умиротворяющим жужжанием грузовых роботов и лифтов, урчанием кондиционеров и холодильника. Ряды полок до потолка; пирамиды коробок и ящиков; блеск упаковок, то приглушенные, то яркие тона. Диссонансом этому были похоронные лица сидящих за накрытым столом людей и музыка: рокот ударников и завывающий тенор не в лад, исходящий из уст дергающегося в конвульсиях на экране певца. Изображение было несколько растянуто, но через пару секунд до Марцелева дошло, что это все-таки мужчина.
